Тайными тропами
Шрифт:
— Слава богу! И где он?! — тут же повернулся к солдату Пётр Алексеевич. А сердце быстро вышло на форсаж, готовясь к торопливому режиму.
— У базы. Но там это. Я не совсем понял. Дежурный просит вашего личного присутствия.
Аманда провела пальцами по холодному железному боку халумарской лодки-повозки. Они называли её по-разному, то длинным, трудновыговариваемым словом бруни-трас-патор, то коротким бетар. Но сути это не меняло. Повозка тихо рычала, как голодный пёс, к миске которого, под самым носом решил сунуться щенок — протяжно и монотонно, но, кажется, ещё мгновение, рявкнет и бросится,
А ещё от неё пахло гарью, какая бывает от сожжённого земляного жира.
Зверомужи рубили коренья и ветви, стучали по повозке большим молотом, а его милость господин барон негодовал, обрушивая гнев на подданных, причём разок обратил внимание и на Аманду. Но когда к нему подбежал один из пришлых, видимо, с депешей, оживился и торопливо пошёл к своей самоходной карете, поманив за собой эсквайра да Петрофф.
«По местам! Живее! Живее!» — хрипло заорал один из полосатых зверомужей на своём непонятном языке, и пришлые сноровисто повскакивали на лодку-повозку, оставив с застрявшей только двоих. На повозке устроились сверху, как на груженной мешками телеге, а не внутри, хотя места там, в трюме, хватало.
После крика ночная охотница, имя которой Хелена, приблизилась к начальнице стражи и указала на бетар.
— Госпожа Аманда, барон хочет, чтоб вы проехали с ним до нашей твердыни.
— Зачем? — нахмурилась начальница стражи, а тут же осеклась. И не потому, что хотела куда-то ехать. Она бы с удовольствием села за стол, налила себе большую кружку кипячёного молока с мёдом и откусила от жареного окорока порчетты мягонький кусочек. И отведала свежего, тёплого хлебушка.
От таких мыслей потекли слюнки, а желудок забурчал ненамного тише халумарского бетара.
Но нет, это была возможность попасть в крепость пришлых и отчитаться потом перед маркизой. А та ведь обязательно спросит, что сделано, а что не сделано по её поручению.
Пока Аманда размышляла о докладе и еде, Хелена быстро хлопнула по свисающим ногам сверху двух зверомужей, махнула рукой, мол, двигайтесь и ответила на вопрос начальницы стражи:
— Господин барон приказал вас наградить серебром.
Аманда криво улыбнулась, не веря такому счастью. То не было серебра, а то вдруг посыпалось, как спелые фрукты с дерева.
— У меня в скутири бизин кончился, — проговорила она, указав на валяющийся с той ночи двуколёсник.
Хелена снова хлопнула по ногам зверомужей, отрывисто свистнув и что-то сказав. И хотя слова были чужие, угадать их смысл было легко.
«Так, вы двое — живее принесли мопед».
«А что сразу я?», — огрызнулся один из халумари, изобразив недовольство на лице.
«А по шее?», — рявкнула Хелена и нахмурила брови.
«Развели тут бабье царство, скоро станем, как местные муженята», — пробурчал второй.
«Слышь, я, так-то, тебе и на Земле навалять смогу! Быстро взял скутер и на броню!»
Зверомужи проворно спрыгнули и принесли повозку, подав наверх.
— Госпожа Аманда, залезайте, — проговорила на общекоролевском Хелена и сама ловко заскочила на крашеное железо, как на большой валун.
Начальница стражи зажмурилась, ибо побаивалась этого урчащего внутри повозки колдовства, но в итоге осенила себя знаком и пробормотал:
— О, Небесная Пара, защити от зла вашу дочь.
И стала карабкаться наверх, хватаясь за железные скобы и выступы. Лезть было неудобно: подол платья цеплялся, как за куст шиповника,
Стоило сесть, как бетар заревел громче прежнего и дёрнулся с места, набирая ход. И двигался он по лесной дороге так мягонько, слово не по ухабам и кореньям катился, плыл, как кораблик по речке.
— О, Небесная Пара, не забывай про меня, — бормотала Аманда, непрерывно осеняя себя разными знаками. — О, двуликая Такора, владычица удачи, не отворачивайся от меня. О, пречистая Аква, дай рассудка.
Бетар катился, растущие по краям дороги деревья и кусты царапали жёсткими ветками железные бока повозки, а впереди виднелась карета господина барона. Когда же выкатились из леса, лодка-повозка стала ехать ещё быстрее, отчего пришлось придерживать шляпу, чтоб её не сдёрнул с головы своими незримыми зубами один из ветров. И хорошо, что это всего лишь тёплый, как щенок-сосунок, летний сквозняк, а не сорвавшаяся с небесной цепи свора призрачных псов-людожоров, иначе была бы буря, какая срывает крыши с домов, ломает мельницы, рвёт паруса кораблей и выдёргивает с корнем вековые сосны. А когда нечего крушить, громко завывает сотнями глоток.
Подгоняемые ветром и криками из говорящей коробочки люди очень быстро добрались до халумарской твердыни.
Пётр Алексеевич выскочил из уазика ещё до того, как тот остановился, и лишь мельком глянул на бетонный забор и выкрашенную в зелёное стенку пропускного пункта с железными воротами. Все его внимание было приковано к одиноко бредущему в сторону КПП человеку.
— Блин, — выругался генерал, разглядывая шатающегося в полусотне метров от него курьера. Если не сильно присматриваться, то кажется, что идущий изрядно пьян: движения невнятные, самого штормит не по-детски, лицо с полуприкрытыми глазами ничего не выражает. Пройдёт, покачиваясь, несколько шагов, а потом встанет, поведёт тяжёлой, словно с большого бодуна, головой, и снова сделает несколько шагов.
А если приглядеться, то создаётся впечатление марионетки, которую ведёт незримый кукловод. Марионетка иногда наклонялась под такими углами, что нормальный человек упал бы просто в силу законов физики, но эта пародия на выступление Майкла Джексона вместо падения выравнивалась и шла дальше.
К окну пропускного пункта изнутри прилип весь личный состав наряда, и даже из щелей в заборе поглядывали на внезапно нашедшегося потеряшку.
Пётр Алексеевич прикрыл лицо руками. Он не понимал логики происходящего. Если человека отпустили, то он не должен быть просто марионеткой — он бы сейчас лежал перед крылечком без создания или подавал бы хоть какие-то знаки, прося помощи. Но нет, его явно контролировали извне. И датчик магии тому подтверждение — он сильно потрескивал в непонятном ритме, в котором едва-едва прослеживалась система.
Если это волшебный камикадзе, то по логике вещей должен нестись к воротам и там взорваться, хотя был вариант, что это чумной заболевший.
— Дай тепловизор! Живее! — рявкнул генерал на водителя, и тот торопливо подал прибор.
Пётр Алексеевич тут же приложился к окуляру. Нет, температура человека в норме — тридцать шесть и шесть. Это не остывший мертвяк и не сгорающий от жара больной лихорадкой.
Генерал скривился и медленно опустил прибор, разглядывая курьера.
— Не понимаю, — прошептал он.