Тайный путь
Шрифт:
– Поругайся, поругайся, рыло! – уже беззлобно произнес сидевший на груди лекаря крепенький светлокудрый молодец с небольшою бородкой. Оглянулся на Лешку, улыбнулся, протянул руку:
– Мирон, приказчик купца Селиверстова.
– Алексей. – Юноша крепко пожал руку.
– Здорово ты нам помог, парень! Ловко бьешься! Поди, из служилых?
– Из детей боярских.
– Ого! Какие люди с нами! Ух, и задали ж мы сегодня нахалам… будут знать, как ножичками махать в честной драке.
Мирон поднялся, махая рукою своим, – драка явно закончилась в их пользу. Не видать было ни палача, ни того расквашенного
– Кудеяр? – Приказчик хохотнул. – Сейчас ведь наверняка ночная стража пожалует. Как раз к шапочному разбору. А таким, как Кудеяр, лишний раз на глаза стражникам попадаться резона нету. Ты, кстати, с ним как, крепко задружился?
– Да нет, – пожал плечами юноша. – Так, случайный знакомый… Сегодня вот и познакомились…
– Вообще, ты от Кудеяра подальше держись, – потирая разбитые в кровь кулаки, посоветовал Мирон. – О! Вот и стража!
Позвякивая железом, в корчму вошли пятеро воинов, один – видимо, главный – в ярко начищенном колонтаре – гибрида кольчуги с пластинчатым доспехом – остальные – в кольчугах. Все при шлемах, при палашах, трое – с ярко пылавшими факелами.
– Ну, что тут у вас?! – главный стражник – дородный осанистый мужчина с густой тщательно расчесанной бородой – подозрительно оглядел присутствующих. – Поди дрались, черти?
– Здорово, дядько Ермил! – Мирон вдруг широко улыбнулся. – Садись, пивка выпей…
Стражник усмехнулся в бороду:
– Ага, сядешь с вами… Потом эти, которым вы тут только что наваляли, нажалуются, обормоты… Войт будет недоволен – снова вече по жалобе собирать! Из-за вас, чертей, промежду прочим!
– Ну, уж и из-за нас! Хоть кто подтвердит, они первые начали. Антошка-фрязин уж так размахивал ножичагой, стращал… Да мы не из пугливых.
– Как бы вам рядки на торгу не пожгли, непугливые.
– Не пожгут, самим потом дороже встанет… Дядько Ермил, так как насчет пивка?
Ермил погладил бороду и оглянулся на стражников:
– Идите пока, рынок проверьте… мало ли… А я тут разберусь.
Воины, переглянувшись, вышли, а их непосредственный начальник тут же оказался за столом и, сняв с головы шлем, положил его рядом с собою на лавку, оставшись в сером подшлемнике, покрытом коричневыми ржавыми пятнами. Оглянулся на парней:
– Ну, тащите, чего обещали!
Пиво, вовсю улыбаясь, притащил не рыжий служка Кузьма, а проворный длиннобородый мужичок с хитровато-добродушным взглядом – похоже, сам хозяин заведения. Поклонился:
– Испейте, Ермил Тимофеевич!
Хохотнув в бороду, начальник стражи, не чинясь, тут же опростал целую кружку. Литра два с половиной, а может, и того больше. Силен! Лешка с уважением посмотрел на стражника. Тот тоже приметил парня.
– Кто таков? Почему не знаю?
– Наш это, дядька Ермил, – быстро пояснил Мирон. – Алексием кличут.
– Не тот ли Алексий, часом, что…
– Не, не тот. Это приезжий.
– Откель?
– С Мценска, – на этот раз Лешка успел отозваться сам. – По делам приехал.
– По каким делам?
– Дядько Ермил, на вот тебе еще кружечку!
Стражник выпил до дна и эту, и следующую, лишь потом вспомнил, что надо бы и службу знать. Поднялся, поблагодарил:
– Хорошее пиво! Ну, да пора
– Доброй службы, Ермил Тимофеевич!
Выпроводив стражника, парни чинно допили пиво и, честно заплатив кабатчику за поломанные лавки, принялись собираться домой.
– Пора, – улыбнулся Мирон. – Поди, утро уже…
И впрямь, когда вышли на улицу, Лешка аж зажмурил глаза от бившего в них солнца! Вставая за дальним лесом, желтый пылающий шар отражался в светлых водах широкой реки, так, что больно было смотреть. Небо над головой было чистым, без облачка, и таким пронзительно-голубым и прозрачным, что, при одном взгляде на него, хотелось верить в лучшее.
Дойдя до рыночной площади, Лешка попрощался с парнями.
– Ты заходи к нам, на рядки, – улыбнулся Мирон. – Мало, помощь какая потребуется?
– Да что там помощь?! Ты просто так заходи, в гости! – это выкрикнул самый молодой из торговых, Мишка, по кличке Два Аршина – меньше он покупателям сукна не мерил.
– Зайду. – Лешка покивал. – Обязательно зайду, парни.
В чистом голубом небе радостно сияло солнце, ярким красным пламенем пылала выставленная на подоконниках герань, густо пахло яблоками и еще чем-то таким терпким… сладкими булочками, что ли? Наверное, где-то рядом была пекарня либо лавка хлеботорговца. Лужи давно высохли, лишь кое-где оставив после себя влажные бурые пятна. В пыли весело барахтались воробьи. Хорошо! Нет, в самом деле, хорошо! Радостно! Вот уж не думал раньше юноша, что ему хоть когда-нибудь понравиться наглые морды бить. А что с ними еще делать-то, коли они так наглеют? Только одно и остается – бить!
Подходя к усадьбе Ивана, Лешка еще издалека услыхал доносившиеся со двора крики. Яростные и – иногда – надрывные, словно бы оправдывающиеся. Интересно, что это там такое происходит? Вора, что ли, поймали?
Оказалось, не вора – воровку!
– Ты только глянь, Алексей, что она натворила! – завидев юношу, возмущенно пожаловался отрок, показывая рукой на бледную, как полотно, Ульяну, которую – за обе руки – крепко держали слуги. Девушку только что не трясло.
– И что же она такого натворила? – поинтересовался Лешка.
Иван презрительно хмыкнул:
– Спрашиваешь! Вот ведь, пригрели на груди змеюку ядовитейшую! Ларец с жемчугом из батюшкиной опочивальни выкрала, тварь такая! О несчастной покойнице-матушке последнюю память! И ведь убегла бы с краденым – кабы не Бронислав! Он ведь и задержал воровку, выследил!
Привратник Бронислав, молча поклоняясь, улыбнулся, показав желтые неровные зубы.
– Расскажи, расскажи ему, Бронислав! – приказал отрок. – Все расскажи – как дело было.
– Да что рассказывать? – Привратник усмехнулся. – Вечерком, к ночи ближе, стал я дом обходить, с проверкой. Вдруг гляжу – будто свет в окне дальнем. Тусклый такой… словно кто свечечку рукой прикрывает, таится. А с чего б доброму человеку таиться? Знамо дело – не с чего. Значит, думаю, что-то тут не так. Прошмыгнул осторожненько в дом, потом убоялся – вдруг, да один не справлюсь, стар ведь – спустился в людскую, разбудил слуг… самого ушлого с собой прихватил, Игнашу… вот, его значит… – Бронислав показал рукой, и названный слуга – молодой мордатый парень – горделиво приосанился.