Тайный Союз мстителей
Шрифт:
Накал в лампочках заметно ослабел, по купе поплыли запахи самых сомнительных табаков, нещадно сквозило.
Прижав лоб и нос к стеклу, Друга пытался что-нибудь разглядеть за окном. Густой белесый туман висел над полями и лугами.
— Гляди, Альберт, на море похоже — когда оно спит.
Теперь и Альберт прижал нос к стеклу.
— Да нет, — сказал он, как-то неопределенно пожав плечами. — Море… когда спит… А ты был на море хоть раз-то?
— Нет.
— Чего ж ты тогда?
Друга улыбнулся про себя, но так ничего и не ответил. Оба стояли,
— Как думаешь, сколько мы монет выручим? — спросил Альберт.
— За что?
— Ну, за масло.
— Не знаю. Может, мы и не проскочим через контроль.
— Брось! В первый раз никогда не задерживают. Сам знаешь, сколько раз тетка Люция ездила, прежде чем ее поймали.
— Не по себе мне что-то.
— Боишься?
Друга покачал головой.
— Ну, то-то! Знаешь, сколько с нами тут сейчас спекулянтов сидит — весь вагон. Вот как оно. Да у них весь график к черту бы полетел, начни они за каждым мешочником гоняться.
— Поживем — увидим. Может, и правда проскочим, — заметил Друга.
— Никаких «может»! Процентов за сто проскочим.
— Сто, за то что проскочим, — поправил Друга.
— Хоть бы и так.
Они не пошли в школу и теперь ехали в Западный Берлин. В школьных сумках у них было припрятано десять фунтов масла, и оба теперь надеялись сбыть его подороже. Дело заключалось в том, что пионерский поход мог нанести Союзу страшный удар. Альберт не доверял мстителям и потому решил заранее принять свои меры. Мстители должны были заработать больше денег, чем пионеры, — вот и весь расчет! Тогда уж никто из ребят и не подумает последовать примеру Родики, Вольфганга, Руди и Сынка. Правда, этими соображениями Альберт поделился только с Другой, а остальным он сказал: «Можете поверить мне, предатели позеленеют от зависти, как услышат, сколько мы монет раздобыли. На коленях приползут! Скулить будут: «Примите нас обратно!» Так мы их и приняли, дудки! Пусть попрыгают сперва».
Как раздобыть денег, они быстро придумали. Надо было продать что-нибудь на черном рынке, а что именно — подсказал многоопытный Вальтер.
Бецовские крестьяне-самоснабженцы получали масло прямо с Бирнбаумского маслозавода. С утра они сдавали заказ шоферу молоканки. А когда тот в обед развозил по дворам пустые бидоны, то оставлял на крышках бидонов пачки масла. Крестьяне забирали его потом вместе с бидонами. Вот Вальтер, проявив свои, всем известные способности, и опередил их. Калле помогал ему.
Потом все члены Союза сложились на билеты для Альберта и Други, и те отправились в путь.
— Ты чего дома сказал, когда ни свет ни заря уходил? — спросил Альберт, заранее улыбаясь.
— Мать думает, мы силки разыскиваем.
— А если она узнает, что ты прогулял?
— Что-нибудь совру.
Лампочка на потолке погасла. Колеса отстукивали свою монотонную песню, а из-за горизонта медленно вздымалась огненная гора — всходило солнце.
— Ишь солнце — как бочка здоровенная выкатывается! — заметил Альберт, явно довольный тем,
Народ в купе зашевелился. Поезд подходил к Седдину. Оба железнодорожника сошли. Кто-то надсадно кашлял, кто-то ворчал, а один пассажир тихо ругался — разбудили его, видите ли, слишком рано.
Альберт и Друга смогли теперь сесть. Развалившись, они всячески демонстрировали свое дурное воспитание.
За окном раздался свисток. Поезд снова тронулся. Где-то хлопнула дверь.
— Еще секунда — и этой дурьей башке пришлось бы любоваться красными огоньками нашего последнего вагона, — сострил Альберт, мотнув головой в сторону хлопнувшей двери. Но тут же осекся, побледнев.
— Доброе утро! — произнес кто-то басом. — Приготовьте документы и багаж для досмотра.
— С чего бы это? — спросил Альберт пассажира напротив, придя немного в себя. — Здесь же никогда не проверяют?
Нервничая, пассажир дергал себя за мочку уха. Заметив его лакированные ногти, Альберт пожалел, что обратился к нему с вопросом.
— Вот и я полагаю, — заявил субъект с лакированными ногтями, четко произнося каждый слог, — эти постоянные контроли только обременяют людей. В конце концов мы же не уголовники какие-нибудь, чтобы находиться под полицейским надзором.
Выпятив грудь и высоко подняв голову, он высокомерно уставился в окно.
От страха Друге ничего другого не пришло в голову, как закрыть глаза. Он притворился спящим, однако при этом нервно перебирал руками. Весь вагон притих. Лишь изредка в купе раздавалось спокойное «пожалуйста» полицейского, возвращавшего очередной паспорт.
— Чего ты пальцами вертишь? Держи руки спокойно! — пнул Другу Альберт.
Друга открыл глаза. Все равно не поможет. В купе вошли двое полицейских. В то время как один начал проверять паспорта и просматривать багаж, второй листал блокнот с длинным списком имен. Пассажир с лакированными ногтями брезгливо протянул полицейскому паспорт, так и не повернув головы от окна.
Полицейский, взглянув на документ, указал своему товарищу на фамилию. Тот, быстро перелистав блокнот, нашел такую же в своём списке.
— А, старый знакомый! — сказал полицейский, пристально глядя на пассажира. Затем, кивнув на чемодан в сетке, спросил: — Это ваш?
— Вполне возможно, что мой, — высокомерно ответил человек с лакированными ногтями.
— Тогда вам придется последовать за нами, — сказал полицейский, так и не возвратив паспорт.
— Я заявляю протест! Я не позволю, чтобы со мной так разговаривали!
— А я отклоняю ваш протест… — вежливо возразил полицейский и обратился к Альберту: — Ваш паспорт, пожалуйста!
— Нет у меня!
— Как так?
— Еще не выдали, — ответил Альберт, зло взглянув на полицейского.
Друга попытался разрядить обстановку, тихо заметив:
— Мы еще в школу ходим.
— Оба?
— Ясно, что оба! — буркнул Альберт.
— А что это ты так сердишься?
— Ничего не сержусь!
Полицейские улыбнулись, обменявшись многозначительными взглядами.