Тайный воин
Шрифт:
Одна из баб нырнула в палатку. Спустя малое время оттуда появилась хозяйка.
– Поздорову ли, государыня Кука, – сдёрнули шапки бородач со стрелком.
Лутошка тоже отдал поклон. Спина не заболит небось; он хотел остаться, да и женщина ему в мамки годилась. Молодые бабы торопливо принесли что-то вроде складного стольца, накинули тёплую меховую полсть. Негоже боярыне стоя толковать с простолюдьем. Выпрямившись, острожанин посмотрел внимательнее… и чуть всё вежество не растерял. Голову хозяйки поезда венчал богатый, хотя и не слишком чистый повойник… а из-под него свисали наперёд две косы! Ни вдова, ни девка,
– Куда Чага запропастилась? – вдруг спросила она.
– Не вели казнить, матушка, – снова поклонился бородач. – Прибежит невдолге. С напужки сачок выронила. Пока подняла…
Женщина досадливо повела головой, вздохнула:
– Ну, сказывай, Марнава. Кого привели?
Лутошку не то чтобы привели силком, у него даже самострела не отобрали, но гордые боярыни говорят как хотят, а подлые людишки знай кланяются.
– Да вот… в камнях хоронился, – начал рассказывать бородатый Марнава. – Из Чёрной Пятери, якобыть. За Киян с нами хочет идти.
Женщина вдруг схватила облокотницы кресла, подалась вперёд, глаза вспыхнули не то радостно, не то хищно:
– Из Пятери?.. Моранич никак?
– Бает, матушка, кабальным у них был, обволили.
Лутошке стало неуютно. Нутром почувствовал – название воинского пути было им не пустой звук. Косолапый дединька забыл про костёр, бабы сбились в кучку, стали шептаться. Вперевалку подошла брюхатая Чага, поглядела по сторонам, ничего не поняла. Положила сушиться на сито выловленную бадягу, оторвала кусочек, стала перетирать с растопленным салом. Бадяга смердела так, что мутило на душе, но молодица и носа не отворачивала.
Боярыня Кука вновь откинулась в кресле. Разжала пальцы, зябко спрятала руки в полсть.
– Сказывай, отроча, – хрипло выговорила она. – Дозволяю. Как звать тебя?
– Лутошкой, добрая госпожа.
– Правда, что ли, из крепости прибежал?
– Правда, госпожа.
– И давно бежишь?
Лутошка начал загибать пальцы, усомнился, начал с начала.
– А не из унотов прогнали такого бестолкового? – мимолётно усмехнулась боярыня.
– Они, госпожа, бездарников не прогоняют. Их в другое служение отдают.
Женщина беспокойно подвинулась в кресле, махнула рукой. Лутошка начал думать, что это значит: не верит ему? поздорову убираться велит?.. Кука вновь уставилась на него. Глянула так, словно это он её вынудил бросить родовые хоромы, отправил скитаться. Напрямую спросила:
– Обречённика, в Шегардае взятого, видал?
Бабы перестали шушукаться, навострили уши. Чага оставила тереть, оглянулась.
– А как же, – удивился Лутошка. – Видал…
Странные ему попались переселенцы. Не хотели знать, чему он умён был, чем мог быть им полезен. Расспрашивали знай про Чёрную Пятерь, лежавшую далеко в стороне, про смертника вот… Всё проверяли, правду ли говорит? На что бы?
– Как звали его?
Лутошка удивился ещё больше:
– Кудаш…
Боярыня Кука вздрогнула и словно бы уменьшилась, усохла под меховой полстью, но глаз не отвела. Чага тоже смотрела на острожанина,
– И… как было? – спросила хозяйка ватаги. – Сказывай, велю!
Лутошка пожал плечами:
– А что сказывать… В невольке сидел.
– А потом? Напустили вас котляры?
– Я-то издали смотрел, я же кабальной был, – не сбившись, отговорился Лутошка.
Его взяла тоска, мшистая земля под ногами помстилась коварным ледком Дыхалицы. Как ступать, чтобы до берега добрести?
– Сказывай! – требовательно повторила боярыня.
– Так нечего сказывать… У господина источника матушка померла, он своим на Великом Погребе наречение и устроил. Чтобы, значит, почтить. Ну они и почтили… Из дикомытов ученик один, Скварка. Теперь Вороном прозывается.
Сказал, как щитом заслонился. «Не я, не я это! Всё он… Я одаль стоял…»
– Что?.. – спросила боярыня. Она мелко подёргивала головой, заранее отрицая весть, которой сама требовала. – Сделал-то что? Сказывай!
Лутошка отвёл глаза:
– Нож бросил… Смертью убил.
Госпожа Кука выдохнула так тяжело, будто яму копала на меже целой прожитой жизни. Бабы начали охать. Чага вдруг облилась восковой желтизной, завыла низким страшным голосом, обхватив руками живот:
– На кого поки-и-и-инул…
– Уймись, дура! – рявкнула боярыня Кука. Дряблые щёки пошли неровными пятнами. – Мазку давай!
Молодица сразу закрыла рот. Кое-как встала, подала мисочку. Госпожа сунула пухлый палец в вонький зеленоватый жир, стала притирать лицо. Ровными, привычными движениями, обходя лишь веки и губы.
– Ты вот что, отроча, – почти спокойно сказала она Лутошке. – Пока у костра велю помогать. Вернутся наши мужики, поглядим, что с тобой делать.
Кутовая Ворга
За сутки пути до столицы Левобережья учитель и ученик заночевали в деревне.
Жилые зеленцы здесь уже именовались не острожками, как возле Чёрной Пятери, где после Беды затворялись от голодного лесного зверья. В этом краю оставили свой след времена, когда цари Андархайны заглядывались на север. Как положено, за войском Ойдриговичей на новые земли двинулись переселенцы. Подобно нынешним, стремившимся за море, это были всё голодранцы, оставившие на родине предков лишь горести и кручины. Нищие, варнаки, беглые кабальные… Ожихориваясь вдали от прежних кривд и обид, они впервые были в своём праве, вольные люди. Память той радости до сих пор не угасла. В шегардайской губе Левобережья деревни назывались вольками.
Селение, куда источник привёл Ворона, было очень невелико. Всего четыре двора. Зато стояло оно у широкой промоины в заливе того же островистого озера, где славные предки когда-то выстроили Шегардай. И звалось сообразно – Кутовая Ворга.
Заметив впереди туман зеленца, Ворон жадно стал высматривать черты и приметы, роднившие чужую вольку с давно оставленной Твёржей. По правде говоря, немного нашёл. Здесь не рядили ни спускных прудов, ни ледяных стен. Да откуда им взяться? Кипуны бурлили в самом озере. Там небось устраивали и заплоты, чтобы кормился шокур. Или, может, рыба сама приходила в тёплые воды по краям маины, хватала наживку?.. Ворон потянул носом. У кого-то в деревне исходила горьковатым дымом коптильня. Рот наполнила слюна. Доведётся ли отведать…