Тайный враг
Шрифт:
— А мне сейчас и планировать нечего. Доктор Медведев никому не нужен, забыт и проклят. Сик транзит глориа мунди — так проходит слава земная.
— Перестаньте, Борис Михайлович. Давайте поговорим о чем-нибудь более веселом…
— А давайте выпьем! — предложил Борюсик.
— Здесь? — изумилась Ольга Алексеевна.
— Именно здесь. Никого видеть не хочется.
— Давайте, это даже романтично. Но что мы пить будем?
Борюсик достал из-под стола вазочку.
— Обижаете, — сказал он. — Я хоть и разжалованный, но врач.
Михаил чинил игрушки. Лёля вертелась рядом и щебетала:
— Пап, ты научишь меня водить машину?
— Зачем тебе это? — спросил Михаил.
— А у нас в детдоме был мальчик, Саша Василенко. Его тоже забрали папа с мамой. Он приезжал в дом с конфетами и рассказывал, что папа учит его водить машину. Я тоже хочу…
Михаил вздохнул, погладил девочку по головке. Потом позвонил жене:
— Танюша, как ты там?
— Спасибо, что наконец обо мне вспомнил, — обиженно заметила Татьяна.
— Танюша, я подумал, тебе, наверное, нужно побыть одной. Все взвесить, подумать в тишине. И чтобы тебе не мешать, мы сегодня останемся ночевать в доме Никитиных.
— А нечего взвешивать. Я свое слово уже сказала.
— Прошу тебя, не торопись.
— Чужие дети мне не нужны. У нас свой ребенок будет. Так что лучше сам в тишине там подумай, что тебе дороже. Мы с… сыном или чужие подкидыши с сомнительной родословной, — отрезала Татьяна.
— Они — не щенки и не котята, — увещевал ее Михаил.
— Тем хуже для них. — Татьяна бросила трубку.
Михаил совсем расстроился.
— Пап, а давай мы будем жить здесь. А мама пусть там живет. Мы будем в гости ходить. По праздникам, — предложила Лёля.
Елизавета Андреевна открыла дверь, и Доминика спросила:
— Заждались?
— Я думала, ты уж не приедешь.
— Елизавета Андреевна, я вам потом все объясню. Я попала в неприятную историю. Пустите меня к вам на постой?
— Прости, я не поняла: ты хочешь здесь жить? — удивилась Елизавета Андреевна.
— Больше мне просто негде, — призналась Доминика.
— Но у меня всего одна комната. А ты, наверное, не привыкла к тесноте.
— Елизавета Андреевна, голубушка, я сейчас согласна даже на коврик у дверей. Если вы меня прогоните, мне останется только ночевать на вокзале.
— Господь с тобой, Ника, что ты такое говоришь! Конечно, оставайся. Где твои вещи? — засуетилась Елизавета Андреевна. — Знаешь, я даже рада. Мне так одиноко вечерами. Поговорить не с кем, и даже телевизора нет. Раньше не покупала, считала рассадником глупости и дурного вкуса. А теперь вот состарилась, стихи по вечерам читать устала. Так порой грешным делом и подумаешь: не сменить ли Есенина на Нагиева… Да только пенсия не позволяет.
Через некоторое время они уже сидели в маленькой комнатке за столом, накрытым бархатной скатертью с бахромой. Над столом висел оранжевый абажур.
— А
— У меня была воспитательница из бывших, я многое у нее почерпнула. А ты что-нибудь помнишь из моих уроков?
Доминика стала цитировать по памяти:
— Боритесь со стремлением к богатству, человека должно удовлетворять скромное довольство. Побеждайте в себе склонность к блеску и роскоши, они делают нас рабами суетного света.
Они, как и спесь, могут нанести вашим честным правилам роковой удар и развратить ваше сердце.
— Браво, — похвалила Елизавета Андреевна. — Не думала я, что мои слова так западут тебе в душу. А следовала ли ты этой заповеди, дочь моя?
— Трудно сказать… У нас с вами будут деньги, Елизавета Андреевна, не переживайте. И телевизор мы купим. Завтра я иду устраиваться на работу.
Елизавета Андреевна молча кивнула.
Сергей уже собирался уходить, когда в его кабинет ворвался Юрий Владимирович.
— Ты куда? Постой! Ты от меня не уйдешь! — закричал он Сергею.
— Что за тон, падре? Приличные люди, тем более литераторы, сначала здороваются, а потом уже начинают сеять разумное, доброе, вечное.
— Фигляр! — негодовал Юрий Владимирович. — Где ты взял доверенность на управление имуществом Доминики?
— Где взял, где взял — купил.
— Она не могла тебе ее дать ни при каких обстоятельствах. Она знала тебя.
Разговор Сергею явно не нравился:
— Ну вот, начинается. Откуда вы знаете, что могла и чего не могла сделать ваша взбалмошная дочь? Смогла же она на папином юбилее бросить мужа на глазах изумленной публики. Так что, извините, от такой дамочки всего ожидать можно.
— Ты продал ее акции? — в упор спросил Юрий Владимирович.
— А вот это, папаша, уже вообще не ваше дело. Мои акции, что хочу, то и делаю.
— Они не твои. Это Доминика вкалывала, как безумная. Это плод ее работы и таланта, это — ее компания, на которую ты не имеешь права.
— Фазер, вы однообразны и повторяетесь. У литературного работника должен быть больший словарный запас. Я вот недавно вычитал, что у Вильяма нашего Шекспира…
Юрий Владимирович бросился на Сергея:
— Негодяй!
— А это уже оскорбление, — сказал Сергей отступая. — Я вызову вас на дуэль. На авторучках. Кто кого больше измажет, тот и победит. О, понимаю, такие условия кажутся вам слишком низкими. Тогда сразимся как истинные дворяне: на степлерах до первой крови.
— Ты взял у нее доверенность в больнице? Как ты туда проник?
— Это моя маленькая тайна.
— Отвечай! — требовал Юрий Владимирович.
— Доннер веттер! Хватит уже на меня орать, либэр фатер.
— Ты отсюда не выйдешь, пока не расскажешь мне всей правды. Думаю, что ты подкупил врача или сестру, и Нике подсунули листок для подписи… Бедная моя девочка!