Тайяна. Вырваться на свободу

Гончарова Галина Дмитриевна

Давно ее никто не забавлял. Отвращение было, раздражение, презрение… сейчас ей было любопытно. Что может предложить эта соплячка? Пусть она и из нархи — ро?

— Я не торгую своим телом. Но могу предложить нечто большее. У вас наверняка есть клиенты, которые пресытились обычными развлечениями?

Шальза прищурилась.

Были, как не быть. Пресыщение — обычная вещь для тех, кто имеет много. И имел многих, чего уж там. Когда понимаешь, что у всех женщин между ног одно и то же, невольно начинаешь

чудить, а ведь благосостояние Шальзы напрямую зависело именно от пресыщенных и искушенных.

— Нархи — ро придумали, как с этим бороться?

— Не бороться, нет. Разжигать интерес. В Къянти есть нечто подобное, но это, скорее, бледная тень нашего искусства.

— Что именно?

Тайяна могла бы рассказать о многом, о массаже, о сочетании запахов, о точках на человеческом теле… из книг узнаешь столько, сколько иные за всю жизнь не освоят. Но для начала она выбрала совсем простое.

— Театр теней. Танец тени на стене.

Интерес в глазах Шальзы начал утихать.

— Тени?

Яна усмехнулась.

— Поспорим? Я — мастер и могу продемонстрировать свое умение. Если найдется подходящая комната и зрители.

— Какая нужна комната?

— раза в два больше этой. Погасить светильники, протянуть поперек простыню, чтобы у меня было свободное пространство на два взмаха рук, поставить светильники за моей спиной. Меня никто не увидит, увидят только тень. Но… захотят.

— Да неужели?

— Нужен еще бубен. Найдется?

— Чего только не найдется в моих кладовых. Допустим… у меня сейчас есть пара гостей.

— Предложите им развлечение. Вы ничем не рискуете.

— А вы, кана?

Яна усмехнулась.

— Если я не сдержу свое слово — готова отработать у вас три ночи с любыми клиентами по вашему выбору.

Вот теперь в глазах бандерши появилось уважение. Она представляла, насколько должна быть уверена в себе эта девушка.

— что ж… Можем попробовать. А Рошер…

— а он постоит рядом с музыкантом. Чтобы тот — или та не сбились в самый интересный момент.

— Подождите меня. Я распоряжусь.

Мама Шальза вышла из кабинета — и Рошер тут же притянул к себе Яну.

— Ты рехнулась?

— она бы нам век не помогла, — Яна дернула косу, распуская волосы. Теперь любой, кто смотрел бы на них, не увидел движения губ, а тихий шепот могла расслышать только Ааша. И то — она рядом стояла.

— Можно бы деньги…

— ты же сам понимаешь… или наврала бы, или еще что…

Понимал, конечно. И безвыходность ситуации тоже. Лучше Шальзы никто о любовных делах знати осведомлен не был. Но и выудить из нее информацию — раньше он хоть пугать мог. А сейчас?

Да ничего…

— Ты понимаешь, чем рискуешь?

— Ничем.

Дольше им поговорить не удалось. Вернулась бандерша —

и Яна отправилась осматривать комнату. Довольно кивнула — подходит, переставила пару светильников, чтобы тени выглядели более отчетливыми, проверила крепление простыни, чтобы не оторвалась в самый неподходящий момент.

— Отлично. Музыка?

Шальза усмехнулась.

— Сама юность вспомню. А Рошер мне компанию составит, приглядит, чтобы все было честно.

— Так вы все-таки…

— да. Хотя это было очень давно.

Ну да. Къянти отличить можно, но когда у женщины волосы уже седые, поди, разбери, темные они там были или нет. Или она вообще смесок. А меж тем, Яна была уверена, что Шальза, или, правильнее, Ш'аальзея, из Къянти. И не из самой бедной семьи. Уж что ее привело сюда — вопрос другой. Но… с бубном она должна уметь работать.

— Ритм…

Два долгих удара, пять мелких, еще два долгих удара, Десять мелких — и все заново. Конечно, Ш'аальзея легко поняла ритм, усмехнулась.

— Когда можно впускать клиентов?

— Минут через пять. Рошер, отвернись!

В руки служанки полетели сапожки, штаны, рубашка — и Яна осталась в одном белье. Перехватила поудобнее плащ — ладно, на безрыбье…

И — за занавеску. Быстро размять тело, вспомнить науку — и сосредоточиться.

А через пару минут вошли и клиенты. Трое, на вид из молодых лойрио, или детей очень богатых купцов, самодовольно уселись в кресла, вытянули ноги, расслабились, явно не веря, что будет что-то интересное…

А вот это зря.

Яна звонко щелкнула пальцами.

Лампы погасли. Комната погрузилась в темноту. Освещенной осталась только та часть, где была нархи — ро — и то едва — едва. Но для теней этого хватило.

Донннн! Донннн! Дон — дон — дон — дон — дон…

Бубен запел, заговорил в умелых руках. И Яна сделала первый шаг.

Это несложно, это совсем несложно если умеешь. Так танцует дерево на ветру, так изгибается лоза под натиском бури. Прихотливо, грациозно, неожиданно.

И — эротично.

Кто сказал, что соблазн — это куча обнаженной плоти вокруг?

Нет.

Соблазн — это тайна, загадка, это танец тени на ветру, это изящный изгиб руки, это правильный ритм музыки…

Донннн! Донннн! Дон — дон — дон — дон — дон — дон — дон — дон — дон — дон…

Плащ вился вокруг точеной фигурки, словно живой, то обвивая, то прикрывая, дразня, показывая почти все… но — почти.

Ничего особо нового для нархи — ро, это умеют многие. Тело — потрясающий в своей точности и изяществе инструмент, можно поставить рядом двух женщин, но если одна из них, пусть дурнушка и замарашка, умеет двигаться, а вторая, разодетая в бриллианты, сутула и косолапа, поверьте, выиграет первая.