Те, кого называли богами. Эскиды
Шрифт:
Лиалина была мелкая дрожь. Хотелось закричать, но голоса не было. Хотелось тепла, но вокруг лишь темнота и сырость. Не хочу! Не хочу! Не хочу! Между лопаток болезненно свело. Лиалин глубоко вздохнул и ...оторвался от земли. Всё? Да. Пожалуй всё... Его подняло высоко к облакам, и он увидел деяние своего дара: прекрасный, неповторимый, как и всё во вселенной, Ирий возродился, сияя голубой звездой на темном космическом бархате. Лиалин улыбнулся... Нет, не губами - всем телом... На запястье легла знакомая узкая ладонь. Хранитель обернулся - рядом с ним над планетой парила вечно юная и прекрасная
Зоря развернулась прямо в воздухе и с материнской нежностью прикоснулась к его белым волосам, замученному, так похожему на неё, лицу, и Лиалина буквально накрыло волной её любви. И ему вновь захотелось заплакать, но уже от того, что у него не было матери и только теперь он смог понять, что это слово значит не просто женщину, родившую его... Ты сделал больше, чем от тебя требовали. О, Лиалин! Ты заслуживаешь много больше, чем просто покой!
– Тогда дай мне уйти с тобой. – Они были уже над самой землей. Лиалин даже слышал, как шумел под ними возрожденный лес - Не сейчас. Твой путь кончается не здесь и не сейчас... Запомни, только Жизнь имеет значение. Только любовь. Ступай к Ладе. Она знает, как помочь тебе. Она давно ждет тебя...
Лиалин пришел в себя из-за истошных криков лежавшей рядом женщины. Хранитель с трудом приподнялся на локте, желая увидеть, что происходит, а в голове ещё звенел хрусталём нежный голос Зори, молящей его выжить. Лин не сразу вспомнил где он.
Голова неприятно кружилась, не давая возможности сосредоточиться. Наощупь добравшись до корчащейся в муках роженицы, Хранитель ласково погладил девушку по голове, стараясь не замечать разливающейся по рукам черноты. Молодость, почти детство будущей матери, поразило его больше, чем он ожидал от себя. Женщина часто и прерывисто дышала, тихо постанывая сквозь зубы.
– Что не так?
– мягко спросил он. Насколько Хранителю было известно, произведение потомства у сайрийцев никогда не было сопряжено с подобными муками. Схватки свойственны только живородящим, а сайрийцы практически почкуются. Ляйвилюнь бессильно плакала, цепляясь руками за подушку. Резкая боль в глубине живота согнула ее вдвое. Лиалин устало оперся на край высокой кушетки. Надрывный крик сайрийки вывел его из полуобморочного состояния. Убрав с лица липкие пряди грязных волос и утерев вспотевшие ладони о некогда белую рубаху, Лин мягко, но уверенно ощупал ее живот. Плод беспокойно забился под его руками, словно почувствовал приближающееся освобождение. Так вот оно что! Хранитель изумленно уставился на сайрийку. В ней живое дитя! Но сама она еще не человек и в таком состоянии сама не родит, ее тело к этому не готово. Однако девушка уже и не сайрийка. Черная гниль больше не ползла по его рукам, когда он прикасался к роженице. Женщина подняла на него доверчивый взгляд и, все еще вздрагивая от судорожных рыданий, вытерла мокрое от слез лицо тыльными сторонами ладоней.
– Сейчас все будет хорошо, - пообещал ей Хранитель, и Ляйвилюнь
– Я поняла!
– закричала от натуги Ляйвилюнь.
– Я умру! Я к этому готова! Спаси ребенка!
Его пальцы стремительно погрузились в студенистое желе материнской плоти. Все глубже и глубже, пока не достали до вздрагивающей людской матки. И тогда кипящий свет пробил ткани. Стремительно. Беспощадно. Полный невыносимой боли крик матери прорезал свод землянки и рванул в темнеющее небо... Маленькие сморщенные легкие набрали воздуха, и детский плач наполнил сумерки, заявив о рождении наследника Правителя Вечерней Звезды...
– Славная была ночка, - вздохнул Владыка ветров, но Наскаралим лишь неопределённо хмыкнул в ответ на открыто прозвучавшую в голосе Повелителя тоску по былым битвам. Его беспокоило, то что после возраждения Ирия Лиалина нигде не было видно. Опасаясь худшего Хранитель торопливо осматривал окрестности. Солнце сияло в зените. Возбуждение от пережитых перемен схлынуло, хотя глаза никак не могли привыкнуть к новым пейзажам.
– Как ты узнал, что мы в башне?
– задался вопросом Стриба, с восторгом осматриваясь по сторонам.
– Он сам мне сказал, - как само собой разумеющееся ответил Хранитель Ночного Мрака.
Из рощи показались Немиза и Лед, знаком показывая, что и их поиски не увенчались успехом.
– Я не понимаю! Я четко вижу, что он здесь, но не могу понять, где именно!
– Немиза удрученно покачал головой.
– После возрождения Ирия всё смешалось в моей голове. Я его не вижу четко. Но он точно где-то рядом!
Наскаралим обернулся к Стрибе:
– Вы бы вернулись на Березань. Остальные Повелители не могли не ощутить произошедшего здесь. А я останусь и поищу Целителя.
Повелитель согласно кивнул головой и исчез в сизой дымке своего велина. Немиза и Лед последовали за ним.
Раздвинув ветки молодых берез, Наскаралим вышел на лесную опушку. Трава на ней была выжжена, а трава втоптана в грязь. Здесь однозначно была драка... но кого и с кем...
На другом краю опушки виднелась небольшая хижина. Рядом лежали без движения два тела.
В два прыжка оказавшись у домика, он в ужасе перевернул одно из тел и отпрянул:
– Варкула?!
Сайрийец поднял на рося мутный взгляд и замычал от ярости и боли.
Наскаралим вынул из ножен харалуг и приставил меч к груди Варкулы.
– Кто это?
– громко спросил он у сайрийца, указывая на второе тело получеловека. Кожистые крылья наподобие тех, что были у летучих мышей, только с огромным когтем на центральном суставе распластались в грязи. Обломок такого когтя торчал из Варкулы. Не опуская клинка, Нас рывком выдернул коготь. Черная мантия вокруг раны набрякла от крови и заблестела.
– Мой сын! - прохрипел сайрийец и попытался подняться, умереть он хотел стоя, но не сумел.
Ни один мускул не дрогнул на лице хранителя, хотя удивлению не было предела.
– Все кончено, Варкула. Пророчество исполнилось.
– Хранитель опустил меч.
– Уходи, если можешь. А нет - я добью тебя здесь! Хоть чести это мне и не сделает!
Сверкнув черными злыми глазами, сайрийец обернулся туманом и исчез.
Наскаралим взлетел на крыльцо, что было сил, дернул дверь на себя... и едва успел поймать вывалившегося на него Лиалина, прижимавшего к груди завернутого в тонкое одеяло младенца.