Те, которые
Шрифт:
Я бросился к ноутбуку и заколотил по клавишам. Меня преследовало ощущение, что времени в обрез. Я непрерывно принюхивался – не пахнет ли валерьянкой. И прислушивался к ощущениям – не чешутся ли лопатки.
На письмо Меценат ответил сразу же, буквально через полчаса. Я невольно вспомнил про дар предвидения, который в нем подозревал. В письме Меценат выражал искреннюю радость по поводу моего возвращения в мир (так и написал «возвращение в мир»), объявлял о готовности вернуть «Пианино» в целости и сохранности, но приехать сам не мог – «У меня тут дела, требующие моего обязательного присутствия». Однако меня в гости ждал,
Я вылетел в тот же вечер. Меценат встречал меня с заранее оговоренной табличкой «А. П. Мухин». Это была странная встреча двух друзей, которые друг друга никогда не видели. А Меценат меня нынешнего и не слышал даже.
В такси мы всю дорогу разговаривали о ерунде, невольно косясь друг на друга. Время от времени я закрывал глаза и слушал. Голос был правильный – глубокий и слегка насмешливый голос Мецената, который время от времени «плыл», меняя интонацию и говор.
Только в лифте он заговорил о серьезном:
– Спасибо, что так быстро приехал.
– Ну, – протянул я, – ты меня так напугал. Отдам, мол, «Пианино» другому.
Он нахмурился на секунду – и тут же рассмеялся.
– А! Понял! Это я неправильно выразился. Смутно выразился, если быть точным. Никому я твой бесценный артефакт не отдам. Просто послезавтра… – он остановил себя. – Нет, не буду говорить, чтобы не сглазить. Давай так: если все пройдет нормально, я позвоню и все подробно опишу, лады?
Я быстро кивнул. Мы уже добрались до дверей квартиры, и я понял, что мне не терпится поскорее взять в руки «Пианино» – мою самую любимую когда-то игрушку. Меценат понял это, усмехнулся и не стал больше мучить меня разговорами.
Как только вошли, он снял с полки и протянул мне странную конструкцию, которая больше всего напоминала сильно помятый лист подорожника. Я не сразу сообразил, что это и есть цель моего визита. А когда догадался – схватил «Пианино», провел по нему ладонью… и ничего не произошло.
Я закрыл глаза и повторил попытку. «Пианино» не отозвалось. Я не увидел ни единого проблеска света. Ни одно новое ощущение не родилось во мне.
– Это оно? – спросил я, приоткрывая один глаз. – Точно?
– Точно, – сочувственно ответил Меценат. – Ты просто не чувствуешь. Его не все чувствуют.
Я не поверил, снова зажмурился, провел кончиками пальцев. Просто шероховатая поверхность. И никаких чудес.
– На самом деле, – услышал я виноватый голос Мецената, – большинство не понимает, в чем тут кайф. Но крикнуть «Король-то голый!» не решаются. Глупо платить по полсотни штук евро, а потом заявлять, что терка – она и есть терка. Так что не знаю, пригодится тебе оно или нет…
– Пригодится, – сказал я, окончательно открывая глаза. – Правда, не мне…
Больше мы о «Пианино» не говорили, хотя я постоянно проверял, на месте ли оно, проводя ладонью по карману. Был милый семейный вечер в компании молодой жены Мецената Верочки и их дочки Маринки. Маринка сначала меня боялась, но длилось это ровно три минуты – по минуте на год ее жизни. Потом она принялась по мне ползать, и родители строго приказывали не буянить, а я смеялся, что мне нужно привыкать,
А утром я улетел шестичасовым.
Надя уже с минуту, наверное, сидела с закрытыми глазами и гладила «Пианино».
– Ну как, – ревниво спросил я, – чувствуешь что-то?
Хотя и так понятно было – чувствует. Давно я у своей половинки не замечал такого отрешенного лица.
– Ага, – ответила Надя, – сейчас.
Я запасся терпением и принялся рассматривать свою любимую женщину. Она сидела, привалившись к спинке дивана, почти лежала. Абсолютно неподвижная фигура, только кончики пальцев наигрывают непонятную мне мелодию на «Пианино». Большой выпирающий живот торчит из-под маечки с надписью «Микки-Маус», немного подергиваясь… в такт движениям рук Нади?
– С дочкой болтаешь? – не вытерпел я.
– Да, – Надя слабо улыбнулась, и от улыбки этой ее лицо сразу стало походить на икону Богородицы. – Погоди минутку.
Я вздохнул. Была жуткая несправедливость в том, что Надя моим изобретением пользуется с легкостью, а я только руки до мозолей натер, пытаясь выдоить из «Пианино» хоть что-нибудь. Или, наоборот, жуткая справедливость? Я в позапрошлой жизни этой игрушкой набаловался, пусть теперь другие поразвлекаются. Наверное, это естественно, что в теле Алексея Мухина, который всю жизнь угробил на оттачивание аналитических возможностей, обычные тактильные ощущения затупились. Логично, но обидно. «Ничего, – подумал я, – Наде оно нужнее. Кстати, пора и к делу переходить».
Моя половинка, по сложившемуся обыкновению, уловила мои мысли и приоткрыла глаза.
– У Машеньки все хорошо, – сообщила она. – Очень хочет нас с тобою увидеть. Я попросила еще пару месяцев подождать.
Все это было доложено с видом спикера палаты лордов, который объявляет, что Ее Величество готова посетить парламент на ближайшем заседании.
– Хорошо, – сказал я, – теперь давай искать клапан.
– Не клапан, а узелок.
– Почему узелок?
– Потому что узелок. Я его сразу нашла, как только на твою «чесалку» настроилась.
Я ощутил очередной укол ревности.
– Не дуйся, Леш! – моя половинка ласково погладила меня по коленке. – Я на него случайно наткнулась. А ты мне так здорово все объяснил, что я сразу поняла, что это такое.
Последствия укола ревности смыло волной нежности и приливом гордости.
– Я с Машей еще пообщаюсь, ладно? – Надя просительно заглянула мне в глаза.
Я кивнул, не дожидаясь окончания фразы.
Жена тут же вцепилась в «Пианино», и я понял, что в ближайшее время мы с Надей будем общаться только изредка. Ладно, лишь бы им было хорошо.
Им было хорошо. Во всяком случае, Надя отрывалась по полной. Утром она хватала «Пианино», не успев проснуться, кормить ее приходилось с ложечки, и только в места общего пользования она ходила без любимой игрушки и с открытыми глазами.
Я уж думал, что до родов мы с женой не увидимся, но на третий день Надя натерла пальцы так, что не могла в руки теплую кружку взять, не то что «Пианино». Это ее немного отрезвило. Она даже заметила мое присутствие, изобразила раскаяние по поводу моей всеми брошенности и настояла на том, чтобы я немного поработал.