Те, которые
Шрифт:
Мне показали, как искать сны и как в них нырять. Даже проводили туда, где наши миры соприкасались с миром снов. Здесь наших оказалось еще больше! Они шли к границе мира и ныряли в большие мутные пузыри. Я сразу догадалась, что пузыри – это и есть сны людей из большого мира.
Сначала хотела выбрать пузырь побольше, но в последний момент испугалась. В сне могло быть слишком много всего. А вдруг я все-таки сойду с ума? Я нырнула в маленький пузырек.
Я оказалась во сне маленькой девочки.
И поняла, что правильно меня не пускали
Тут было слишком много всего: света, звуков, запахов. Меня что-то касалось, и я почувствовала еще что-то необычное – наверное, это был вкус.
Я очень быстро выскочила из сна, не успев толком ничего рассмотреть. Натали тут же оказалась со мной рядом и стала утешать. Мы поплакали. Я попросила у Натали прощения за то, что не поверила ей. Она призналась, что могла меня отпустить и раньше, но – я была права! – ей не хотелось терять смысл. Мы снова поплакали.
Теперь я понимала, что плачем мы не на самом деле. Нам только кажется, что мы плачем, но в большом мире все гораздо сложнее и интереснее.
Мне опять захотелось в чей-нибудь сон. Пузырь, из которого я вынырнула, куда-то запропастился. Натали объяснила, что я слишком резко в него зашла, а потом вышла. Девочка во сне испугалась и проснулась. Натали посоветовала в следующий раз нырять потихонечку.
Я выбрала еще один пузырек и осторожно вошла.
Это был сон старенькой бабушки. Цветов не было, да и звуков тоже не особо…
Я постаралась не двигаться, чтобы не сон не лопнул. Бабушке снилось что-то из ее прошлого. Она видела себя молодой и веселой. Шла по дорожке над обрывом, а рядом с ней – кто-то высокий и сильный, но почему-то без лица. Молодая бабушка тихо смеялась и гладила безликого человека по руке. Вот рука была очень хорошо видна. Я видела черные волосинки на обратной стороне ладони и рисунок чем-то синим – кораблик, плывущий по волнам. А еще рука была очень сильная и надежная. Бабушка-девушка постоянно спотыкалась и хваталась за эту руку, а рука ее бережно подхватывала под локоть. Я догадалась, что бабушка специально спотыкается, чтобы снова и снова почувствовать крепкую ладонь на своем локте.
Я подождала. Мне было интересно, куда приведет дорожка над обрывом, но она все не кончалась. Я заглянула в обрыв, но там не было ничего. Вообще ничего.
Я осторожно попятилась и вынырнула.
«Ну как? – жадно спросила Натали. – Что ты видела?»
Я рассказала.
«А откуда ты узнала, что это была дорожка? – хитро спросила Натали. – И что она шла именно над обрывом?»
Я задумалась. Действительно, Натали много чему меня научила, но про дорожки и обрывы не было ни слова. Значит, это бабушка мне показала?
«Вот именно, – согласилась Натали, – это она. Теперь понимаешь, как мы узнаем о большом мире?»
Теперь я понимала. То есть я и раньше почти понимала, когда рассказывали старшие. Но теперь поняла окончательно.
Мир снов похож на наш. Он тоже не совсем жизнь и не совсем смерть. Расстояния не существуют. Время течет как попало. Нет тела. Нет никаких правил.
В мире снов человек большого мира не может увидеть небо,
У нас своей памяти очень мало. Мы можем передавать друг другу слова, но не свою память. Иногда удается «показать» своим какую-нибудь картинку, но для этого нужно много старших, каждый из которых «рисует» свою деталь картинки… В общем, сложно это.
Зато в чужих снах мы воруем память людей большого мира. Мы чувствуем все то, что и они. Мне очень понравилось чувствовать запах. Я специально стала рыскать по пузырям, чтобы что-нибудь понюхать. Это оказалось не так просто. Красивых снов вообще очень мало. Почти никто не видит цветных снов, у многих во сне – ватная тишина, а уж запахи… их чувствует один на тысячу. Наверное, поэтому я и увлеклась охотой за ароматами.
Мне нравятся любые запахи, даже резкие и грубые. Натали, с которой мы теперь болтаем на равных, посмеивается надо мной, но вообще-то одобряет.
«Правильно, – говорит она, – ищи редкие сны. А то быстро все это надоест».
Сама она когда-то развлекалась тем, что выискивала сны с музыкой. Это тоже нечасто встречается, так что она продержалась довольно долго. Когда надоело, пошла в воспитатели. Теперь она тоже иногда ныряет в чужой сон, чтобы послушать модные мелодии, но не часто – жалуется, что теперь не музыка, а какой-то перестук.
Я научилась различать запахи, даже если они другим кажутся одинаковыми. Например, однажды я затащила Натали в сон одного дегустатора духов.
Натали шла за мной, пока я ей показывала всякие ароматы. Она честно принюхивалась, но так и не поняла, чем отличаются запахи свежей гвоздики от гвоздики, которая немного присохла. Или коричной палочки от молотой корицы.
Я чувствовала себя очень довольной. Приятно знать, что ты особенная!
Натали это немного раззадорило, и она пригласила меня послушать музыку. Долго перебирала сны, пока не нашла подходящий. Сон принадлежал дирижеру. Вернее, не сон, а кошмар. Дирижер видел себя скрипачом, а на его месте размахивал руками какой-то неприятный тип, почему-то весь голый. Тип дирижировал бестолково, и дирижер все никак не мог вступить. А когда вступал, тут же бросал играть и принимался подкручивать струны на своей скрипке.
«Понимаешь, – спросила Натали, – почему он не может играть?»
«Наверное, что-то со скрипкой. Но я не успеваю понять, он слишком быстро бросает».
«Маэстро, – обратилась Натали к дирижеру, – будьте любезны, сыграйте хотя бы пяток тактов!»
Дирижер совсем не удивился, он в очередной раз попытался вступить и сыграл короткую музыкальную фразу. Это доставило ему прямо-таки физическую боль – рот скривила гримаса отвращения, а по вискам потекли струйки пота. Дирижер выдернул скрипку из-под головы, как будто собирался ее зашвырнуть подальше – но не зашвырнул, а принялся остервенело настраивать. Голый человек захохотал и издевательски захлопал в ладоши.