Те, кто охотится в ночи
Шрифт:
– Однако живые могут то, чего не могут мертвые.
– Это верно! Умирать и быть добычей! И если твой драгоценный доктор еще раз сунется в Лондон, то это первое, что он сможет!
– Или ты собираешься держать его здесь вечно? – насмешливо спросила Элиза. – Ты его нежно любишь, Симон? Никогда бы в тебе этого не заподозрила.
Хлоя серебристо рассмеялась.
– Мертвый может умереть еще раз, – негромко сказал дон Симон. – Лотта рассказала бы тебе об этом, если бы смогла. И Кальвар, и Недди…
– Лотта была неумна, а Кальвар и вовсе дурак, – отрезал Гриппен. – Кальвар был хвастун и разбалтывал
– Из чего бы ни состояли мои мозги, – сказал дон Симон, – но Лотта, Недди, Кальвар и Дэнни – убиты, и мы не можем выследить того, кто их убил. Только другой вампир мог подкрасться к ним незаметно, причем вампир очень древний, очень искусный, способный оставаться невидимым даже для нас. Более древний, чем ты или я…
– Это небылица!
– Нет никаких древних вампиров, – добавила Элиза. – Ты впадаешь в…
– Она быстро взглянула на Гриппена, сообразив, что они с доном Симоном ровесники и что слова «впадаешь в детство» могут быть обидны и для того, и для другого.
– Он охотится днем, Лайонел, – сказал дон Симон. – Когда-нибудь ты проснешься, разбуженный солнечным светом.
– А тебя когда-нибудь разбудит осиновым колом твой профессор! – зло парировал Гриппен. – Мы имеем дело лишь друг с другом. Ты объясни это своему болтуну. А когда он вернется в Лондон, получше за ним приглядывай.
И, грубо схватив Хлою за запястье, он потащил ее за собой из подвала. Их причудливые чудовищные тени скользнули, трепеща, по стене.
– Ты глупец, Симон, – мягко произнесла Элиза и, двинувшись вслед за ними, пропала из виду.
Гиацинта задержалась, лениво окинув испанца взглядом темно-карих глаз.
– Ты нашел его? – спросила она в своей приторно-тягучей манере. – Того, что охотится на кладбище, Самого Древнего Вампира? – Она скользнула к Исидро и взялась пальчиками за отвороты короткого воротника, словно намереваясь соблазнить испанца.
– Когда я оттаскивал тебя, Гриппена и других от Джеймса, – тихо ответил дон Симон, – ты видела, кто его оттуда унес?
Гиацинта отступила, и вид у ней был растерянный. «Как у человека, – подумал Эшер, – впервые познакомившегося с неуловимостью вампиров…»
– Вот и я не видел, – без улыбки закончил дон Симон.
Х Смущенная, Гиацинта исчезла для Эшера, но не для Исидро. Судя по еле заметному повороту головы, испанец проводил ее взглядом.
В молчании он долго стоял перед решеткой, внимательно оглядывая темный подвал. Глаза Эшера постепенно привыкали к скудному освещению, и он уже различал позади Исидро металлическую крышку, явно имеющую отношение к парижской канализации. Хотя другие вампиры удалились из подвала в другом направлении – видимо, по лестнице, ведущей на первый этаж какого-то здания. «Один из старых особняков в Маре или в предместье Сен-Жермен, – предположил Эшер, – до которого не добрались пруссаки? Или просто один из бесчисленных домов, перекупленных вампирами в качестве запасного укрытия?»
Затем Исидро позвал, причем так тихо, что Эшер еле смог расслышать:
– Антоний?
Ответа из пыльной темноты не было. Вампир достал из кармана
– Как вы себя чувствуете?
– Приблизительно как лангуст в ресторане Максима.
Легкая улыбка скользнула и исчезла.
– Примите мои извинения, – сказал Исидро. – У меня не было уверенности, что я доберусь до вас раньше, чем они. – Он уставился на что-то рядом с ложем Эшера. Затем поднял этот предмет, оказавшийся старым фарфоровым кувшином с остатками воды.
– Он был здесь?
– Антоний? – Эшер покачал головой. Его хриплый голос был настолько слаб, что, пожалуй, никто, кроме вампира, не смог бы его расслышать. – Я не знаю. Кто-то был…
Обрывки сна или галлюцинации – костлявые пальцы, ласкающие серебряную щеколду, – смутно всплывали в его сознании и никак не могли проясниться окончательно.
– Я оставил это в другой половине подвала. – Вампир достал из сумки широкогорлую фляжку и картонную коробку, издающую слабый аромат свежего хлеба.
– Не кровь, надеюсь? – осведомился Эшер, когда Исидро налил густого бульона в чашку, и вампир снова улыбнулся.
– В романах – в частности, у мистера Стокера – обычное дело, если друзья выручают жертву вампира, предложив ему свою кровь, но обращаться с подобной просьбой к случайным прохожим, согласитесь, не совсем удобно.
– «Спустись со мной в подвал, я лишь возьму часть твоей крови и сразу же отпущу тебя…» У Гиацинты это прозвучало бы убедительно. Но, насколько я знаю от Лидии, случайный прохожий здесь вряд ли бы помог. Человеческая кровь имеет разные группы.
– А вы думаете, вампиры не интересовались этим после того, как были опубликованы статьи мистера Харви? – Исидро помог ему сесть. – Мы знакомы и с аппаратами для переливания крови, и с полыми иглами. Я слышал, что венские вампиры впрыскивали жертвам в кровь кокаин. Когда сосуды Дюара получили распространение в прошлом году, Дэнни пытался сделать запас свежей крови, но оказалось, что она при этом утрачивает вкус, да и не в одной крови дело. Полагаю, представься нам такая возможность, – добавил он, не повышая голоса, – многие из нас изменили бы образ жизни.
Эшер поставил чашку на колени, руки тряслись от слабости. Пальцы Исидро обжигали холодом.
– Не будьте наивны… Убивали бы, как убиваете…
Вампир приподнял брови.
– Возможно, вы правы. – Он забрал пустую чашку, и каждое движение его было изящно и экономно, как сонет. – Насчет Гриппена не беспокойтесь. В данный момент он и Хлоя возвращаются в Лондон…
– Дон Симон…
Он оглянулся – демон и убийца, спасший жизнь Эшеру.
– Спасибо…
– Вы у меня на службе, – сказал вампир – бесстрастный ответ аристократа, для которого долг столь же свят, как и права. – И мы еще не ликвидировали убийцу… Я, кстати, до сих пор не убежден полностью, – продолжил он, аккуратно убирая в сумку чашку, флягу и ложку, – что убийца не сам Гриппен. Здесь я полагаюсь на вашу версию, что вампиризм – чисто медицинская патология. За триста пятьдесят лет изменения могли накопиться в таком количестве…