Те, кто уходят
Шрифт:
– Я говорил вам об этом вчера.
– Нет, вы ответили на мой вопрос, боялась ли Пегги секса. Это другое.
Рей помедлил, подбирая слова:
– Нет, я бы не стал называть это испугом. Секс ей очень нравился. На свой манер. Но это было не совсем обычно. Я хочу сказать… мне кажется, она ожидала от секса чего-то сказочного, чего-то мистического. И в нем, конечно, есть что-то мистическое, но ей хотелось чего-то большего. И еще, и еще.
Красноречие оставило его на несколько секунд. Более простые слова, которые он мог бы произнести, перемешались в голове, и он уже не мог их разобрать. Попытка облечь
– Это я тоже могу себе представить, – сказала Инес. – Секс ей очень нравился.
– Да, – с благодарностью подтвердил Рей. – Но не в его обычном понимании. Я никогда не говорил об этом Эду. Трудно обсуждать такие вещи. И с Пегги я никогда об этом не заговаривал. Точнее, как-то раз попытался, но она даже не поняла, о чем я веду речь. А может, мне не хватило настойчивости. Понимаете, я виню себя в том, что не поговорил с ней, ведь я гораздо старше и лучше знаю мир.
– А Пегги, похоже, ничего о мире не знала, – сказала Инес, стряхивая пепел в пепельницу, из которой его тут же унес ветер.
После смерти Пегги у Рея не было ничего более утешительного, чем слова Инес и прямота, с которой она их произнесла. Потом перед его мысленным взором возникла ванна с кровавой водой – видение, посещавшее его десятки раз в день. На желто-коричневую одежду Инес наложилось жуткое красно-белое видение ванной на Мальорке, длинные черные волосы Пегги, плавающие под поверхностью воды. Она не захлебнулась, потому что воды в ее легких обнаружилось совсем немного, так сказала полиция. И ванна, конечно, была наполнена не одной только кровью, потому что столько крови не может быть в человеке. Но красного цвета было слишком много. Рей решил, будто из Пегги под воздействием ее силы воли вытекли целые галлоны крови и в конечном счете жизнь покинула ее.
– Вы ее любили, – сказала Инес.
– Да, конечно любил. Жаль, что вы с ней так и не познакомились. – Рей помедлил, потом вытащил из кармана пальто сложенный шарф. – Это… это не ее шарф. Я купил его здесь вчера. Но он чем-то напоминает о ней. Вещь в ее стиле. Поэтому я его и купил.
Инес улыбнулась, потрогала шарф кончиками пальцев:
– Красивый и романтичный.
– В некотором роде это ее портрет, – сказал Рей, неожиданно смутившись, и запихал шарф обратно в карман. – Но вы, наверное, видели ее фотографии.
– Вы сохранили какие-то ее вещи?
– Нет. Одежду раздарил беднякам в деревне. Драгоценности отдал Эду. Большинство ее вещей остались в квартире Эда в Риме.
Наступило молчание. Струнный оркестр начал играть что-то из мюзикла «Юг Тихого океана».
– Почему вы чувствуете себя виноватым? – спросила Инес.
– Не знаю. Я думаю, когда кто-то совершает самоубийство, самый близкий человек или несколько самых близких людей всегда чувствуют себя виноватыми, правда?
– Да, обычно так и бывает.
– Если я виноват, – сказал Рей, – а это, конечно, возможно, то в чем-то, чего я пока не понял.
– Тогда вы пока и не должны выглядеть виноватым.
– А я так выгляжу?
– Да. Такое у вас поведение. Если вы не
Рей слегка улыбнулся:
– Спасибо, я попытаюсь.
– Соберетесь уехать завтра – позвоните мне перед отъездом в отель. Если меня не будет, оставьте сообщение: «Все в порядке». Или что-нибудь такое. Договорились?
– Хорошо.
– И вообще, когда бы вы ни уезжали, перед отъездом позвоните мне.
Инес допила кофе.
– Что вам нравится в Эде? – спросил Рей, чувствуя себя наивным, но не в силах удержаться от вопроса.
Инес улыбнулась и неожиданно помолодела:
– В нем есть какая-то смелость. Ему наплевать на мир, на то, что мир думает. Он уверен в себе.
– И вам это нравится? Именно это?
– В нем есть определенная сила, а женщины любят силу. Вряд ли вы это понимаете. Или пока не понимаете.
Рей мог бы понять такое, если бы человек, пренебрегающий условностями и даже законом, выглядел как Эррол Флинн [14] , но Коулман, по его мнению, был уродлив, а потому ее замечание оставило его в том же недоумении, в каком он и пребывал.
– Он ничуть не похож на Пегги, правда? То есть Пегги не похожа на него. Даже цвет волос другой.
– Судя по фотографиям, которые я видела, так оно и есть. Она похожа на мать.
Рей видел фотографию ее матери. Ее мать умерла в тридцать лет, и с фотографии в квартире Коулмана в Риме (у Пегги на Мальорке не было фотографий матери) смотрела сногсшибательная брюнетка. С легкой улыбкой и яркими глазами, как у Пегги, но с выражением самоуверенности в отличие от мечтательности, осенявшей лицо дочери.
14
Эррол Лесли Томсон Флинн (1909–1959) – актер австралийского происхождения, звезда Голливуда 1930–1940-х годов.
– Мне пора, – вздохнула Инес и встала. – Я сказала Эдварду, что хочу купить туфли. Придется ему соврать, будто ничего не нашла.
Рей, не найдя официанта, оставил деньги на столе:
– Я провожу вас.
– Но не до отеля. Не нужно, чтобы Эдвард вас видел.
Они пошли к выходу с площади.
– Впрочем, я не собираюсь оставаться с Эдвардом вечно, – сказала Инес, выше подняв голову. Походка у нее была легкой, изящной. – Он вполне приемлем, если женщина страдает от одиночества, а я страдала… шесть месяцев назад. Эдвард – мужчина без комплексов по отношению к женщинам. Он не просит: «Оставайся со мной навсегда». А когда он говорит: «Я тебя люблю», чего он почти никогда не делает, я ему все равно не верю. Но он хорош в общении…
Она замолчала, и Рей почувствовал, что она собиралась сказать «и в постели». Это было выше его понимания.
– …и как ухажер, – закончила она.
Ветер унес ее слова, и Рей их едва расслышал.
Да, подумал он, Коулман – ухажер. Женщины любят ухажеров.
– Дальше вы не должны идти, – сказала Инес, остановившись.
Они находились почти у «Бауэр-Грюнвальда». Рей проводил бы ее до самого отеля, но понимал, что ей предстоит неприятный разговор с Коулманом, если тот увидит их вместе.