Те же и граф
Шрифт:
– Юра, не нарывайся, - увещевал он, - хуже будет. Давай все соберем. Надо машину найти.
Полицейские пошли дальше по Арбату. Художник справился с собой, и товарищ его отпустил. Катя остановилась, хотя терпеть не могла уличных скандалов. Ей стало жаль этих праздничных, веселых картин и их автора. Она сама от себя не ожидала, что в следующую минуту подойдет к расстроенному Юре и скажет:
– У меня тут рядом машина, в переулке. Давайте я помогу вам отвезти картины.
Юра даже не удивился. Его товарищ
– Вот-вот! А я помогу тебе все перетащить в машину. Вот девушка готова тебя подвезти.
Художник поднял одну из картин и попытался поправить сломанную рамку. В результате доломал окончательно, расстроился вконец и выругался:
– Твою мать! Откуда они взялись?
– Так вы едете?
– напомнила о себе Катя.
– Он едет!
– ответил за Юру приятель.
– Где ваша машина?
Он подхватил несколько полотен.
– Юра, побудь пока здесь, я сейчас вернусь за остальным!
Катя проводила его до своей машины, открыла багажник и осталась ждать, когда погрузка закончится. Наконец, изгой попрощался с товарищем и сел рядом с Катей, на переднее сиденье. Катя завела машину.
– Куда едем?
– спросила она.
– На Сретенку, - коротко ответил художник.
– Постоим в пробках, наверное.
Юра безнадежно махнул рукой: все равно.
– За что они вас так?
– спросила Катя, чтобы не молчать.
– Козлы!
– пробормотал художник.
– Да не заплатил я за место, у них тут все под контролем.
– А вы разве не постоянно тут сидите?
– Нет, сегодня так получилось.
– Юра тяжко вздохнул.
– Раз в жизни решил продаться... Это мне наука. Пошел на компромисс с самим собой. Деньги нужны позарез!
– Он встрепенулся.
– Вообще-то я член Союза и все такое, понимаешь, но вот сегодня так нужны были деньги!
Пока ехали на Сретенку и периодически стояли в пробках, несмотря на то, что был выходной день, Катя повыспросила у Юры все, что ее интересовало. Его товарищ Вовка, который помогал перетаскивать картины, постоянный обитатель Арбата. Это он предложил Юре подзаработать: рисовать портреты прохожих.
– А я, дурак, решил и картины прихватить: чем черт не шутит? И вот нарвался...
Они говорили всю дорогу. Обычно вовсе не любопытная, Катя расспрашивала художника, а он отвечал откровенно, без стеснения и ложной скромности. Юра жил один в своей мастерской, квартиру сдавал после того, как умерла мама, единственно близкий человек. Ему уже за сорок, а ни семьи, ни детей.
– Как же так?
– удивилась Катя.
– Ни разу не были женаты?
– Нет. Была у меня большая любовь, но сукой оказалась.
Катя поморщилась и спросила:
– Давно?
– Лет двадцать уже назад, - сердито ответил он.
– Не можете простить?
– Не могу и не прощу никогда!
– агрессивно ответил Юра.
Катя
– подумала она.
– Куча комплексов не красят мужчину, это факт. Все мы, конечно, люди, в меру слабые и грешные, но невозможно представить, например, что Гарик так жалуется первой встречной женщине...
– Она тотчас оборвала себя: - Я опять сравниваю! Так ведь никогда ни с кем не смогу общаться".
Они приехали в район Сретенки, в один из горбатых переулков. Мастерская Юры занимала подвал симпатичного особнячка девятнадцатого века. Выйдя из машины, художник отпер дверь мастерской и взялся перетаскивать картины внутрь. Катя решилась помочь ему, схватила две картины и понесла следом. Войдя в мастерскую, она внутренне ахнула. За неприглядным фасадом старого подвала скрывался удивительно комфортабельный и красивый мирок. Со стен и постаментов на нее обрушилось разноцветье и многообразие линий, затейливые сюжеты и кроссворды символической живописи, мастерски написанные, волнующие.
Когда все картины были внесены и составлены в углу, Катя поинтересовалась:
– Можно посмотреть ваши работы?
– Конечно, смотри, а я сейчас кофе наколдую.
Катя с интересом поглощала загадочные видения и сны, воплощенные в красках и глине. Ее взгляд наткнулся на книжную полку, уставленную одинаковыми книгами. Взяв одну из них, Катя прочла на обложке: "Юрий Татаринцев. Зона риска". На оборотной стороне была помещена фотография автора. Это был Юра, правда, несколько помоложе, просто роковой красавец с дымящейся сигаретой в руках. На черно-белом фото еще не видно было, какие яркие и голубые у него глаза.
– А, это я три года назад написал!
– небрежно заметил вернувшийся из небольшой кухоньки художник.
– У меня еще одна есть, вот.
Он снял с другой полки небольшую книжку в мягкой обложке.
– А последний роман никто не хочет печатать. Говорят, ненормативная лексика зашкаливает, богохульство и вообще...
– Когда это кого смущало?
– усмехнулась Катя.
Юра, сняв тулупчик, остался в голубой водолазке и джинсах. Стройный, ладный, и впрямь роковой красавец, хоть и слегка помятый.
– Ты пальто снимай,- предложил хозяин.
– Сейчас кофе пить будем.
– А почитать можно?
– спросила Катя, листая книгу.
– Да забери совсем. Если хочешь, подпишу их тебе.
– Хочу.
Они устроились возле старинного инкрустированного столика, на котором дымился ароматный кофе. Юра порылся на полках в поисках ручки, нашел фломастер, спросил:
– Да, а как тебя зовут? Надо бы раньше спросить, но я что-то распсиховался...
Катя назвалась. Пока Юра подписывал книги, она пригубила кофе и удивилась еще раз: кофе был сварен так, как она любила. С добавлением корицы и соли.