Те же и граф
Шрифт:
В другое время Катя ни за что не стала бы есть на ночь жирное мясо, но теперь она была просто зверски голодна. Проворно разобрав пакеты, Катя порезала сыр и буженину, помыла и выложила на блюдо фрукты, а открывать бутылки предоставила хозяину. Когда они наконец уселись за роскошный стол, Катя невольно рассмеялась:
– Будто праздник, так все красиво, свечи!
– Ну да, праздник, - ответил Татаринцев, улыбаясь.
– У меня день рождения.
– Шутишь?
– не поверила Катя.
– Точно.
– Как же так?
– растерялась она. - Почему ты ничего
Юра разлил красное вино по бокалам.
– Подарок - это все формальности. Главное, ты здесь, - сказал он, вручив Кате бокал и лукаво глядя на нее своими неотразимыми глазами.
– Ну, тогда за тебя, - пробормотала Катя, смущаясь от его взгляда.
– Творческих успехов, вдохновения...
– Спасибо.
Они выпили, не отрывая взгляда друг от друга.
– Ну, давай есть, а то остывает!
– первой опомнилась Катя и схватилась за нож, как утопающий за соломинку.
Мясо и на вкус было изумительно. Легко резалось и жевалось, сочное, пропитанное чесноком, обвалянное в пряностях.
– Восторг!
– выразила Катя свои эмоции набитым ртом.
– Получилось, однако, - ответил довольный художник.
– Второй раз в жизни готовлю мясо в духовке.
– Не верю!
– "по-станиславски" возразила раскрасневшаяся Катя.
Они выпили еще и еще. Когда приступили к чаю, выяснилось, что у Юры и торт припасен. Легкий, ягодный, с натуральными сливками. Катя не одолела свой кусок, отодвинула блюдце:
– Все, больше не могу!
– Тогда сеанс?
– Он так спросил, словно подразумевал под словом "сеанс" вовсе не живопись.
Катя чувствовала, что ему не очень хочется сейчас писать портрет, вернее, совсем другого хочется. Она вскочила из-за стола:
– Сначала надо подвигаться! Боюсь, усну сразу, как только ты начнешь рисовать.
– И что ты предлагаешь?
– спросил Татаринцев, прищурившись и оглядывая ее с ног до головы.
– Предлагаю поставить что-нибудь энергичное и попрыгать под музыку.
Юра пожал плечами, но все же поднялся, чтобы выбрать диск. Порывшись, достал один и вставил в проигрыватель. Мощные колонки завибрировали под барабанами, шквал электрической музыки в стиле "техно" подзабытой шведской группы "E-Type" обрушился на Катю. Именно это и нужно было ей, чтобы встряхнуться, подвигаться в бешеном ритме. Под эту сумасшедшую песню "Set The World On Fire" в свое время они так отплясывали на студенческих вечеринках и в клубах! Она ушла в музыку, отдавшись этому ритму, будто хотела выплеснуть всю скрытую страсть и скопившуюся энергию.
Юра сидел в кресле, с ошарашенной улыбкой наблюдал за самозабвенно танцующей женщиной, но не хотел присоединяться. Да и незачем было: Катя исполняла танец одиночки. Она не могла видеть себя со стороны и не знала, сколь чувственны движения ее бедер и рук, как обольстительно изгибается талия. Татаринцев перестал улыбаться, только неотрывно и жадно смотрел на нее, будто боялся упустить хоть одно движение.
Музыка оборвалась, и Катя застыла посреди комнаты с видом только что проснувшегося человека. Она тяжело дышала и смятенно смотрела на Юру. Юра встал,
– За тебя, - сказал художник и тоже выпил.
Казалось, он ошеломлен, оглушен и пытается понять себя. Из музыкального центра на этот раз лилась томительная плавная мелодия, и Юра, поставив свой бокал на полку, обнял Катю за талию и повел ее в танце. Они были почти одного роста, Юра чуть выше, и Кате это нравилось. На хмельную голову ей казалось, что так они во всем совпадают, так ближе друг к другу: даже не надо тянуться, вытягивать шею, чтобы... заглянуть в глаза.
Кате было легко, как давно не бывало, будто она скинула лет десять, а то и все пятнадцать. Рядом с Юрой можно было быть собой! Это открытие пьянило Катю сильнее вина, ей казалось, что они знают друг друга много лет, ей нечего скрывать от Юры, его внимательного, любующегося взгляда. Что бы она ни выкинула сейчас, он все примет как надо, все поймет.
Катя знала, что рискует, но она приникла к партнеру всем телом, чтобы чувствовать его в танце, преобразовать музыкальные ритмы в ритмы своего сердца и услышать ответ его сердца. Юра мягко обнимал ее, а пульс его зашкаливал. Волны уносили их в мир чувственности, они качались на этих волнах и объятья их становились все жарче.
Сжатая пружина внутри Кати с легкостью распрямилась, когда ее губы нечаянно коснулись Юриных губ. Ей казалось, что с поцелуем она отдает так мало ей свойственные и трепетную нежность, и скрытый огонь, и жар нетерпения. В Юре же обнаружилась невероятная чуткость. Он не торопил события, хотя был взволнован не меньше. Катя сама увлекла его за собой к дивану. Он только успел шепнуть:
– Не пожалеешь?
Она не ответила, потому что не хотела вдумываться в суть вопроса. Впрочем, ответа и не требовалось, все понятно было без слов...
И только возвращаясь утром домой, Катя вспомнила о странном разговоре с Игорем. Она набрала его номер, но тот оказался заблокированным. Это тревожило не на шутку, однако Катя, сидя за рулем машины и выруливая на Садовое кольцо, сказала себе вслух:
– Не в первый же раз он исчезает. Может, это и к лучшему.
Ей не хотелось сейчас видеть Орлова, выяснять с ним отношения, бояться его. Пока в душе и теле держалась память о прошедшей ночи... И плевать, что мама сейчас будет выговаривать ей за легкомыслие и безответственность. Катя имеет право быть счастливой хотя бы несколько часов.
Глава 8
Экстрим
Писали контрольную, и когда Маша вошла в класс, возле ее стола зияла пустота: хитроумные школяры переместились на дальние парты.
– Что это?
– подняла она брови и указала на пустующую середину.
Ребята захихикали. Понятно. Запаслись гаджетами для списывания и попрятались за широкими спинами умненьких товарищей.
– Как после ядерного взрыва, - тяжеловесно пошутила Мария Кирилловна.
– Как от зачумленной...