Те же и граф
Шрифт:
Ребята исполнили еще "Сыпь, гармоника" в той же манере. Колосова получала удовольствие от импровизированного концерта.
– Чья музыка?
– спросила она.
– Моя, - серьезно ответил Андрей.
– Да-а, - восхищенно протянула Маша.
– Здорово получилось. Свежо.
Она даже забыла о гостье, а та внимательно следила за всем, что происходит в классе. И непарламентские выражения в стихах Есенина не прошли мимо ее уха.
С чистой совестью поставив Андрею пятерку, Колосова уже другими глазами посмотрела на класс.
– Кто следующий?
Тут-то
– В чем дело?
– не выдержала Мария Кирилловна.
В ответ хлынули жалобы и возмущение, все то же: олимпиады, контрольная по физике, помилосердствуйте, времени совсем нет. Маша задумчиво обозревала класс, затем взялась за журнал. Ей очень не хотелось рассказывать о юморе в присутствии Бородиной
– Алекбаров Азат.
– Не готов.
Маша поставила точку.
– Алексеев Сергей.
– Не готов.
Ей показалось, что на лице Бородиной мелькнула злорадная усмешка.
– Бородин Коля.
– Не готов.
В классе повисла тишина.
– Как не готов?
– не выдержала Колина мама.
– Ты же вчера учил стихотворение "Русь"! В чем дело, Николай?
– Коля?
– спросила Колосова негромко сидевшего перед ней несчастного ученика.
– Не готов, - ответил он, не поднимая глаз.
– Не было времени. Давайте перенесем зачет на следующий раз.
Класс одобрительно загудел, поддерживая Колину инициативу. И Маша сдалась.
– Что ж, в таком случае, пятерок больше не будет!
– Согласны!
– отозвались одиннадцатиклассники.
И пришлось рассказывать опять о юморе и сатире, в то время как мама Коли Бородина переживала потрясение. Маша видела, что она совсем не слушает, бросая выразительные взгляды в сторону сына. Однако тот ни разу не обернулся, сидел напряженный, сосредоточенный.
Маша с облегчением вздохнула, когда раздался звонок.
Бородина, ни слова не сказав, вышла из класса. Мария Кирилловна подумала было, что она ждет ее возле кафедры, так нет. И там не было Колиной мамы. Маша пожала плечами и зашла на кафедру.
На этот раз преподаватели коротали перемену разговорами о том, что все в свое время пришли в интернат только на время. Обычно говорили:
– Поработаю немного, а потом найду что-нибудь более серьезное.
Вроде бы и денег не платят, и дети стали другие, и много чего еще, однако годы шли, но никто не уходил из школы. Скоро уже пятнадцать лет, как Маша работает здесь, а другие гуманитарии и того больше, но никто еще добровольно не покинул свой пост. Так, видно, до пенсии и просидят здесь.
Маша все думала о случившемся на уроке. Бородина готовит какую-то пакость, это очевидно. Ну и ладно, пусть увольняют, ей же, Маше, легче. Не придется делать резких движений, все решится само собой. Пойдет на телевидение.
Колосова собралась с силами, сходила вымыть чашку в туалет, убрала со стола на полку нужные книжки, собралась и вышла на улицу. В саду вокруг школы на деревьях вовсю зеленела листва, источающая свежий неповторимый
"Господи, сто лет исполнится, а все равно по весне буду вздыхать, как девочка, томиться и ждать любви" - сердилась она на себя. Домой идти не хотелось, Маша решила прогуляться. Пешком дошла до метро, доехав до пересадки в центре, неожиданно для себя вышла на Библиотеке имени Ленина, мимо Манежа пошла к Александровскому саду.
Недавно она перечитывала Булгакова к урокам, сцену знакомства Маргариты с Азазелло здесь, в Александровском саду. Конечно, от сада уже мало что осталось, но все же места те, исторические. Было время, когда она водила экскурсию по булгаковским местам, ребятам нравилось. Это было давно.
Маша спустилась по ступенькам ближе к кремлевской стене, прошла немного по дорожке, поглядывая вокруг. И вдруг сердце на миг остановилось, а потом заколотилось с такой силой, что сделалось больно. Маша резко остановилась, глядя вперед.
Возле помпезного позолоченного фонтана стоял Игорь с тремя стаканчиками мороженого в руках. Он оглядывался вокруг, словно искал кого-то.
Маша в страхе, что он сейчас ее увидит, инстинктивно кинулась за хлипкое деревце, одно из немногих оставшихся в саду. Она с трудом перевела дыхание, чувствуя, что вся дрожит. Орлов продолжал озираться по сторонам. Немного успокоившись, Колосова решила подойти к нему. Глупо ведь, столько не виделись, а тут судьба сама свела. Она достала из сумочки зеркальце, посмотрела на себя. Все вроде бы в порядке. Сердце замирало от волнения и страха, когда она вышла из-за дерева. Маша уже сделала шаг в сторону Игоря, но тотчас опять остановилась как вкопанная.
Она увидела, как к Игорю подбегает мальчик лет пяти-шести. Он о чем-то весело рассказывал, жестикулируя, а Орлов смотрел на ребенка с такой любовью, что сердце Маши перевернулось опять. Мальчик был очень похож на Орлова: такой же светловолосый вихор торчит, огромные светлые глаза в пол-лица, удивленные брови... Сын, сын... Маша пошатнулась и снова прилепилась к дереву.
Игорь отдал мальчику мороженое, взял его за руку. Ребенок все тянул его куда-то, однако Игорь не спешил подчиняться. Он ждал. "Надо уйти", - подумала Маша, не замечая, что до белых костяшек сжимает сумку в руке, но все не уходила. Зачем ждать, зачем умножать боль?
И она увидела то, чего так боялась. К Орлову с малышом подошла симпатичная, модно одетая женщина в облегающих брючках с модной стрижкой. Молодая. Или выглядит хорошо. Лет тридцати, не больше. Маша мучительно вглядывалась в лицо его жены (а то что это жена Орлова, она нисколько не сомневалась) и не находила изъянов. Эта женщина нравилась ей, казалось, она вполне подходит Орлову. Такая красивая, молодая, уверенная в себе женщина и победительный мужчина, мужчина-мечта. Современная пара. И чудесный малыш...