Театр кукол
Шрифт:
Подумалось, родители ушли в гости. Возможно, даже к соседям, раз не заперли дверь. До них два шага идти, но за это время я успел представить драматическое шоу, которое мы закатим: крепкие объятия, добрые слова и, конечно, слёзы от радости воссоединения.
Уже собрался стучать, но в последний момент решил, что время сейчас, скорее всего, позднее, и будет несколько неловко, если родителей там не окажется. В очередной раз заглянув в телефон, я догадался, что мама и папа не у соседей. Также не осталось никаких сомнений, что и самих хозяев нет дома. На экране светилось 20:67, я открыл дверь и молча уставился
Обошёл все квартиры сперва на своём этаже, а после и во всём подъезде. Везде одна картина: открытая дверь и стерильная пустота. Голова пошла кругом, что чуть не рухнул на лестничной площадке. Я выбежал на улицу и осмотрелся. Ни в одном из десятков окон не горел свет. Рванул к дому напротив и стал долбиться в первую же попавшуюся дверь. Больше всего хотелось, чтобы в подъезд выползла архетипичная ворчливая старушка и с головы до ног окатила меня словесными помоями, только бы закончился этот дурацкий розыгрыш.
Я пошёл к другому концу городка. Один за другим миновал тёмные опустевшие дома, и каждая панелька позади оборачивалась громоздкой зловещей тенью. Даже не заметил, как уже бежал изо всех сил. Теней становилось всё больше, они преследовали меня. Быть может и к лучшему, что на пути я никого не встретил, ведь любая живая душа порадовала бы столько же сильно, сколько бы напугала. Рванул за стадион, а там в лесок. Бежал сквозь заснеженные сосны и дальше – в поля. Увяз по колено в сугробах, но даже тогда не переставал бежать, пока последние силы не оставили меня. Тогда я рухнул и закричал что было мочи.
Едва выглядывающая из-под снега пшеница колыхалась на ветру и щекотала обледеневшие щёки. Как давно я не видел звёзд… Они усеяли чистое небо и горели так ярко, что освещали всю опушку леса. Я разглядывал знакомые ещё с детства созвездия и всё не мог себе объяснить, как жил без этого.
Оттуда до кладбища рукой подать, так что к нему-то я и отправился. Беспорядочно бродил между могилок, рассматривая выцветшие фотографии. На них были разные лица: и знакомые, и те, что видел впервые. Я внимательно разглядывал усопших и старался разгадать, какими же они были людьми, чем жили, как сложились их судьбы. Фантазии оказались занимательными, ведь до этого дня подобные размышления были мне чужды. Все отношения с людьми ограничивались одним лишь взаимодействием с коллегами. И я ведь как себе всё выдумал: работа должна оставаться на работе, потому расчеловечивал окружающих буквально до уровня муравьёв, а тем временем жизнь их складывалась по таким сценариям, которые и представить было сложно. Прямо под носом случались невероятные истории любви, драмы и порой даже трагедии. Но я намерено видел в них роботов, бездушные механизмы. Такая вот попытка сохранить личную жизнь, оградив её от рабочей обыденности. Личную жизнь, которой у меня отродясь не было.
Обошёл кладбище вдоль и поперек, причем не единожды, так что на всей территории появились тропинки. Это весьма кстати, ведь сердце подсказывало, что я здесь не в последний раз. Уже засобиравшись домой, заприметил на окраине ещё две могилки. Там лежали мама и папа.
Они покоились под небольшой берёзой с внушительной зонтиковидной кроной. Мне захотелось тёплых дней, как только представил, каким пышным станет деревце к началу июня. А чуть пораньше всюду распустятся ландыши. К концу апреля из рыхлого
Понятия не имею, каким образом мы добрались до такой темы, но однажды знакомый зазнайка отчего-то решил мне сообщить, что мы всё напутали: мол правильно называть не колокольчик, а прострел. Не багульник, а рододендрон… Звучало это, как самые непристойные ругательства. Он ковырнул нечто совсем интимное. Нечто такое, что должно оставаться в недосягаемости. В тот момент я почувствовал, будто он пытается выскоблить из меня кусочек души.
Представив поздневесенние пейзажи, я ощутил в горле ком от тоски, ведь дело шло только к январю. А значит, не увидеть мне среди всей этой смерти, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается.
Родители лежали рядышком, но совсем отчуждённо от всех. Был в этом своего рода уют. Я вглядывался в их лица на памятниках и воображал, будто так они и прожили, слившись воедино и отстранившись от мира.
Я никогда не был на похоронах, так что, стоя над их могилами, оказался скуп даже на сантименты, чего уж тут говорить о реальных чувствах. Мои познания в вопросах смерти ограничивались сценами из фильмов и книг, но этого мало даже для имитации. Благо на кладбище я был один, и мне не пришлось выжимать из себя то, чего нет.
Лишь один эпизод из жизни поведал мне о боли утраты. Отец тогда похоронил брата. Никогда не видел его таким опустошённым: ни до, ни после. Он свернулся клубочком, подложил руки под голову и бездумно смотрел вдаль. В тот день я услышал новую песню и по обычаю решил поделиться находкой с родителями. Мама отвела меня за руку в комнату и без всякой злобы сказала, что сейчас не время, ведь папе плохо. В её словах не было и намёка на упрек, но я всё равно догадался, что сделал нечто совсем дурное.
Одна мысль не давала мне покоя. Я смотрел на могильные плиты и представлял, что спустя годы я стану старше мамы, а потом обойду и отца. По всей видимости в человеческом сознании всё же существует невидимый рубеж, за которым нельзя впадать в размышления. Каково это быть старше родителей? Этот вопрос оказался за гранью.
Глава
II
Мальчишка под окнами
Вернувшись домой, я тут же полез в книжный шкаф: родители хранили в нём громоздкий семейный альбом. Его легко узнать по сапфировой бархатистой обложке. Удобно рассевшись на диване, я включил настольную лампу. По комнате расплескался янтарный свет. Я открыл альбом. Было страшно даже пошевелиться. Сам того не желая, начал комментировать детские фотографии и делал это вполголоса, едва ли не шёпотом, ведь боялся спугнуть волшебный момент.
Поймал себя на мысли, что всё это больно похоже на просмотр фильма, который ты уже когда-то видел, но совсем не помнишь, о чём он. Одни фотографии вызывали чувство дежавю, другие, напротив, показывали мне события, которых словно и не бывало. Так, страница за страницей я собирал осколки собственной жизни и старался склеить из них новый сосуд.
Это занятие помогло мне забыться на минуту другую, но отчего-то я вновь заглянул в телефон, на экране светился всё тот же набор цифр, и я с горечью осознал, что беда никуда не делась.