Театр одного зрителя
Шрифт:
Пахан в недоумении развёл руками, и доктор пояснил:
— Это же ясно, как божий день, что в следующий раз, когда на дело пойдёте, будете более осторожны и изобретательны. Главное в вашем деле, чтобы не поймали, а в промежутках между отсидками можно водки нажраться, наширяться и с бабами побаловаться. Так что цель у вас есть, она чёткая и ясная — получать кайф от жизни по полной программе. И душа имеет поводы для радости. Первый раз ликует, когда дело сделано, а второй раз — когда в кругу друзей получаешь признание своей удачи. Прекрасный повод для радости. Вот только непонятно: почему-то
Зэки дружно закивали, а доктор продолжил:
— Вроде, и бабки есть, и гулять можно, но, как в песне поётся: «водкой тоску не зальёшь». А знаете почему?.. Не хватает всплесков радости. Ежели пораскинуть мозгами, получается, что тут даже больше радости, чем на воле. Здесь ежедневно имеешь уважение и признание заслуг. Для кого-то свет меркнет, а кому тут и дом родной.
Доктор обвёл взглядом зал и уверенно продолжил:
— Здесь и поиграть с новичками можно в такие игры, как пером в глаз, или летун-ползун, или другую забаву придумать. Можно и кайф получать, что ты не чушка какая-то. Но, не дай Бог, положенную пайку отобрать или с долгами не расплатиться. Свои же враз переобуют и до чушки опустят. Так что и порядок у вас есть, и принципы имеете: не верь, не бойся, не проси. Чего же ещё надо? Вроде всё есть: и харчи, и услады, и законы. Но присмотрелся я и вижу наколку у многих: «нет счастья». Непонятно мне, где нет счастья, здесь или на воле? Зачем же лукавить счастливым людям? Может счастья у вас тут маловато? — закончил доктор, а по спине пробежал холодок.
— Что есть — всё наше! — мгновенно огрызнулся пахан.
— Доктор. Как же это получается, — что любовь убить, что человека пришить — всё едино? — ехидно спросил он.
Голос благоразумия шепнул доктору: «Пахан хочет реабилитировать своё лидерство, и не забывай, что он твой защитник». Доктор согласно кивнул головой и ответил:
— Конечно, не едино. И за предательство любви, и за то, что человек исковеркал в себе человечность, никто не судится в миру.
Пахан удовлетворённо закивал, открыл рот и, полуобернувшись к зэкам, протянул руку в сторону доктора, чтобы сказать своё слово. Доктор понял, что пахан намерен взять реванш, и станет давить его своей «логикой». Не успел пахан и слова сказать, чтобы вывести доктора «на чистую воду», как доктор быстро добавил:
— Просто за поругание любви спрос иной получается.
Пахан резко обернулся к доктору.
— Что ещё за спрос? — презрительно выкрикнул он и даже привстал.
Мгновенно возникла такая тишина, что сквозь жужжание мух доктору послышалось тяжёлое биение сердец. Доктор понял, что теперь он завязнет в разборке, и растерянно посмотрел в сторону начальника.
— Всё! Марш по хатам! — пришёл на помощь начальник, но такой рокот прокатился по залу, что тот поспешно отступил назад.
«Надо брать огонь на себе», — подумал доктор и поднял руку.
— Я прошу несколько минут!
Волна недовольства сразу пошла на убыль, а доктор спокойно продолжил:
— Был задан вопрос, но мне он показался странным. Разве вы не знаете, что сами наказываете за поругание любви? Вы же сами наказываете за исковерканную душу.
— Как это сами наказываем? Как это? — сразу
— Хорошо, я объясню, — сказал доктор, — Но сначала ответьте мне на несколько вопросов. Вы над насильником издеваетесь?
— Да! — хором ответил зал.
— А если был изнасилован ребёнок, ещё больше издеваетесь?
— Да! — загремел зал.
— А почему? Ответьте, почему насилие над ребёнком для вас считается ещё большим преступлением?
Вразнобой посыпались ответы, и доктор моментально подвёл итог:
— Потому что у детей невинные души?
— Да! — выдохнули зэки, а доктору в этом смрадном зале внезапно почудился дивный запах свежескошенной травы.
Доктор сделал глубокий вдох и продолжил:
— Но ведь судья в своём приговоре только плоть осудил. Он о душе говорил? Он за поругание любви, за исковерканную душу осудил?
— Нет! — как по команде, выкрикнули зэки.
— А кто осудил? — спросил доктор, заранее зная, что ответ тут один.
— Мы! — радостно завопили зэки.
— А если мужчина убил жену за измену, вы его оправдываете?
— Да! — твёрдо заявил весь зал.
— Потому что он убил из-за своей поруганной чести?
— Да! — ещё твёрже вылетел ответ.
— Судья за убийство осудил, а вы оправдали?
— Да-а-а! — восторженно завопил весь зал изо всех сил. — Мы такие!
Доктор выждал, пока эмоции улягутся, и сам крикнул:
— Теперь все согласны, что за предательство любви, за исковерканную душу спрос иной, и вы сами судите за это?
— Да! Так выходит, — прокатилась волна возгласов, но сдержанно и с оттенком удивления.
Доктор сердечно спросил:
— А как же ваши души? Разве ваши души не исковерканы?
— Исковерканы, доктор, — послышалось вразнобой. — Ещё как исковерканы!
— Знаете такое выражение: «не суди, да не судим будешь»?.. Получается, что раз вы сами суд за исковерканную душу вершите, значит, и на ваши души суд имеется.
— Уж не Господь ли Бог с нас спрашивать будет? — хихикнул пахан.
Он обдал доктора презрительным взглядом, но кроме пары беспредельщиков никто не засмеялся, и ещё кто-то свистнул.
Зэки сидели в напряжении, и, вглядываясь в измождённые лица, доктор подумал: «Не всё потеряно». Даже этот свист показался ему чем-то знакомым и близким с детства.
– 178-
Внезапно доктор вспомнил. В кабинете генерала у него возникла тревога, что рукопись могут сжечь, как когда-то сожгли архив писем в мастерской жены. Поэтому он решил спрятать рукопись в пустовавшей квартире жены, и, можно сказать, ему повезло, что, будучи у генерала, обстоятельства сложились благоприятным образом.
В квартире жены верхняя полка кладовки показалась доктору наиболее надёжным местом. Там он обнаружил муляж — торт из картона. Краска облупилась, а клей, видимо, рассохся, потому что верхняя крышка сразу отвалилась. Внутри лежала дудочку из бузины. Когда доктор подул в неё, то вместе со свистом вылетело мучнистое облачко, дудочка рассыпалась, и запахло свежескошенной травой. Этот запах вместе со свистом навеяли на доктора такие счастливые воспоминания детства, что, стоя на стремянке, он даже прослезился.