Театр тающих теней. Словами гения
Шрифт:
Витор и его сын, тоже привлекательный мужчина, что я заметила еще в момент, когда он доставал умершую Каталину из бассейна, но все же попроще, без отцовского завораживающего взгляда, прощаются с нами и направляются в сторону лифта своего блока «А».
— Что и следовало доказать! — вздыхает Комиссариу. — Не он это, увы!
— Думаете, не врет? — осторожно, чтобы не спугнуть возникшую симпатию к Герою «заговора капитанов», спрашиваю у полицейского.
— Ничего я не думаю. Пока допрашивал… пока беседовали с Сантушем, распорядился, сотрудники проверили
Не успевает полицейский комиссар вынести свой вердикт, как Витор, оставив сына около лифта, возвращается.
— Скажите, комиссар, профессор Кампуш придет в сознание? Мне очень нужно понять, что он узнал об Эве?
И смотрит внимательно.
Так не смотрят, когда собирают информацию по делу сорокалетней давности. Так смотрят, когда должны узнать, не могут не узнать что-то главное, что-то самое важное в жизни. Что-то, что изменило эту жизнь.
Собираюсь, наконец, уйти искать Мануэлу и вместе с ней свой бесценный брелок с волчонком, но останавливаюсь и возвращаюсь к Комиссариу.
— Говорите, на Церкви Igreja de Nossa Senhora da Graca на Сагреше установлены камеры наблюдения, которые запечатлели Героя Революции, э-э, то есть полковника Сантуша? Тогда камеры должны были запечатлеть не только его.
Двадцать четвертое апреля (продолжение)
Что должен чувствовать человек, который знает, что едет навстречу Истории. Но не знает пока, навстречу славе или навстречу позору и смерти?
Что должен чувствовать человек, который родился и всю свою жизнь прожил в одной стране при одном режиме и едет сегодня этот режим свергать?
Едет навстречу Истории и думает про барахлящий аккумулятор, который в любую минуту может подвести!
У человека, который едет делать революцию и точно знает, что завтра будет или на вершине власти, или в тюрьме, должны быть другие мысли. А его сейчас волнует, заведется ли старый «Рено» после того, как он заглушит мотор около дома Эвы.
Они выступят ночью. А что будет завтра, не знает никто. Отправят ли их всех к утру в тюрьму Кашиас или они отправят туда своих врагов?
На первой встрече в сентябре на ферме близ Эворы политических требований еще не звучало. Призывали друг друга требовать отставки министра обороны и идти против Закона о милисиануш. Но не случайно один из собравшихся капитанов обронил, что тайная полиция уже в курсе их сходки. Через несколько дней премьер Каэтану разделил военное министерство на две части.
Дальше по нарастающей.
К февралю в «заговоре капитанов» участвовал каждый десятый португальский офицер. Опомнившись, власти стали увольнять неблагонадежных. Его армейский руководитель, начальник Генерального штаба Кошта Гомеш и генерал ди Спинола, которые и познакомили его на новогоднем приеме с Эвой, были отправлены в отставку в марте. К этому времени оба были полностью на их стороне. Но Гомеш занимает выжидательную позицию, надеется официально присоединиться к ним, когда все будет решено.
В начале апреля была названа дата выступления — 25 апреля. Но накануне получили сведения, что тайной полиции стало известно об их планах. Значит, выступать придется раньше. Уже сегодня. Сейчас.
Ночью, после условного знака в эфире, колонны бронетехники двинутся на столицу с пяти военных баз из Томара, Вендаш-Новаша, Сантарена, Фигейра-ди-Фош, Визеу, Марфы и Алфейты. Они окружат правительственные здания в районе Террейру-ду-Пасу, главные казармы Национальной республиканской гвардии на площади Карму.
O Povo unido jamais sera vencido! — «Объединенный народ непобедим», перевод песни El pueblo unido jamas sera vencido, посвященной сопротивлению чилийской диктатуре, — должна будет сказать Эва в эфире национальной телестанции. И зачитать «Коммюнике № 1 Движения капитанов», которое лежит сейчас во внутреннем кармане его кителя.
«Вооруженные силы Португалии призывают всех жителей города Лиссабона оставаться в своих домах и не выходить из них, сохраняя максимальное спокойствие.
Мы искренне надеемся, что значительность переживаемого нами момента не будет омрачена никаким несчастным случаем ни с кем, и поэтому обращаемся к здравому смыслу командиров полицейских и военизированных частей с призывом не допустить каких-либо столкновений с вооруженными силами…»
Эва не струсит. Эва прочтет. Он в нее верит.
Что должен чувствовать человек, который понимает, что ровно сейчас, пока он едет по пустым ночным улицам, решается не только его судьба. А как минимум судьба еще двух женщин. И судьба целой страны.
Что должен чувствовать человек, который понимает, что впервые полюбил в самый неподходящий момент. Ровно когда любить невозможно. Немыслимо. Нельзя.
Что должен чувствовать человек, который едет к величайшему в жизни свершению, но прикажи кто-то свыше ему сейчас сделать выбор — революция или ребенок? Революция или Эва? Эва или ребенок? — он не будет знать, что ответить…
Еще страшнее признаться себе, что при таком чудовищном выборе он останется с революцией.
Обо всем этом должен думать человек, который по пустым темным улицам едет навстречу Истории.