Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери (сборник)
Шрифт:
Я нашел неизвестную английскую поэтессу с тем же именем – Кэтрин Корингтон, погибшую при аварии конного экипажа в 1882 году. Она умерла, так и не добившись успеха на литературном поприще.
Прочел название одного из ее стихотворений: «Часы тикают несправедливо».
А потом я нашел ее. Нажал на ссылку, и страница начала загружаться. Коротенький некролог:
Кэтрин Корингтон, 23, из Нью-Йорка. Горячо любимая дочь Кэндис (в девичестве Робертс). Панихида: в субботу, 10 июня, в 11:00. Бюро ритуальных услуг Питерсона, 111 S, Мейн-стрит.
На
В Интернете я нашел информацию о матери Кэтрин Корингтон. Она жила на стоянке домов-прицепов сразу за городом, у шоссе. После обеда я сорвался туда.
Вывеска на въезде на кемпинг-стоянку «Синий родник» выгорела на солнце, краска в нижней части щита растрескалась. Когда я въехал на территорию, дорогу перебежал маленький мальчик, гнавшийся за мячом. Я резко вдарил по тормозам, микроавтобус вильнул, чудом избежав столкновения. Мальчику было лет семь или восемь. Стрижка «ежиком», все лицо в веснушках. Он сердито уставился на меня.
– Извини, – пробормотал я, помахал ему рукой и поехал дальше. В боковом зеркале мне было видно, как он стоит, прижимая к себе мяч, и хмуро смотрит мне вслед.
Прицепы в «Синем роднике», с их фанерной обшивкой и грязными простынями вместо занавесок в окнах, были настолько стары и обшарпаны, что казались жилищами призраков. Хотя перед некоторыми красовались цветочные клумбы и стояли новенькие блестящие почтовые ящики. Дом Кэндис Корингтон оказался в конце улицы. Доберман, сидевший на цепи рядом с соседним домом, залаял, скаля зубы. Мужчина, возившийся с двигателем «Камино», оторвался от своего занятия и взглянул на меня. Я кивнул. Он ничего не сказал, не кивнул в ответ. Только вытер пот со лба.
Пластиковые цветы-вертушки вдоль дорожки, ведущей к дому, крутились на ветру. Пыльные металлические жалюзи на окнах были плотно закрыты. Я подошел к двери и постучал. Мужчина на другой стороне улицы вытер замасленные руки полотенцем и уставился на меня. Пес продолжал лаять и рваться на цепи.
Дверь приоткрылась.
Женщина держала в руках зажженную сигарету. У нее были светлые, как будто выбеленные волосы, собранные в высокий пучок, и усталые глаза.
– Вам что-то нужно? – спросила она.
– Кэндис Корингтон?
– Да. – Она посмотрела поверх моего плеча на микроавтобус, припаркованный на улице.
– Доставка цветов. – Я протянул ей букет.
Она взяла его.
– Спасибо, – пробормотала она, держа сигарету во рту, и начала закрывать дверь.
– Я знал вашу дочь, – быстро выпалил я, пока дверь не закрылась совсем.
– Правда?
– Мне очень жаль.
– Спасибо, – сказала она. – Где вы с ней познакомились?
– В школе.
Мне вспомнилась цитата из Вальтера Скотта. «Какую паутину мы плетем, когда впервые пробуем обманывать…»
– Вы ходили в школу в Нью-Йорке? – спросила она. – А что вы делаете в Стерлинг-Спрингс?
Ложь прирастала
– Я здесь вырос на самом деле. Просто мы с родителями какое-то время жили в Нью-Йорке, и там я познакомился с Кэтрин.
Я понятия не имел, к чему это все приведет.
– Ясно, – сказала она.
– Цветы от меня. – Я попытался улыбнуться.
Кэндис Корингтон посмотрела на букет, который держала в руках.
– Очень мило с вашей стороны.
Она шагнула назад, чтобы закрыть дверь. Я знал, что это мой единственный шанс.
– Можно я расскажу вам историю о Кэтрин, миссис Корингтон? Из тех, нью-йоркских времен?
«О боже!»
Кэндис Корингтон задумчиво посмотрела на меня.
– Да, конечно, – сказала она наконец. – Проходите. Налить вам воды?
– Если не трудно.
Внутри было темно. На приставных столиках громоздились кучи счетов и стояли многочисленные пузырьки с таблетками, продающимися по рецепту. Телевизор работал. Женщина на экране рыдала.
Мы уселись в гостиной, на продавленном старом диване с истертой клетчатой обивкой. Прямо над нами висела, слегка покосившись, картина в рамке. Репродукция этого импрессиониста, Сера. «Воскресный день в парке», или как там оно называется, я не помню. Странная на самом деле картина. Все персонажи, все элегантно одетые дамы под зонтиками от солнца, все мужчины в цилиндрах, все дети, собаки и даже обезьянка – все смотрят на озеро или куда-то еще, но не на зрителя. Все, кроме маленькой девочки. Девочка в белом платье и шляпке, в самом центре картины, смотрит прямо на тебя.
Кэндис Корингтон ушла на кухню налить мне воды. На столике рядом с диваном лежал журнал. «Современная ампутация». Я взял его в руки и уставился на привлекательную блондинку на обложке. Вместо одной ноги у нее был протез.
Я перебрал несколько невскрытых конвертов, тоже лежавших на столике. Один из них был адресован Кэтрин Корингтон, 210 Е, Пятая стрит, Нью-Йорк. Счет за телефон. Я сложил конверт пополам и сунул его в задний карман. Чувствовал себя последним уродом, но все равно взял конверт.
– Как вас зовут? – спросила Кэндис Корингтон, вернувшись из кухни и протянув мне стакан с водой.
– Джош. Джош Дайболт.
– Чем вы занимаетесь, Джош? В смысле кроме доставки цветов.
Он села рядом со мной. Диван так провис, что казалось, будто мы сидим на полу.
– Я изучаю английскую литературу в колледже Рок-Ривер.
– И как это вам потом пригодится?
– Может быть, стану писателем. – Я взял в руки стакан с водой, но пить не стал.
Кэндис Корингтон смотрела на вытертый бурый ковер.
– Кэтрин любила читать. Книжки из рук не выпускала. С самого раннего детства.
Она подняла глаза.
– Так вы хотели мне что-то рассказать? Как вы с ней познакомились?
На улице взревел двигатель автомобиля – восьмицилиндровый Годзилла. Парень все же завел свой «Камино».
– Просто на улице познакомились. В мае, – сказал я. – Пахло цветами и мусором, потому что в Нью-Йорке выставляют пакеты с мусором прямо на улицу.
«Господи, что за бред?»
– Кэтрин любила Нью-Йорк.