Театр теней

Гилфойл Кевин

Дэвис почувствовал, как у него похолодели руки и начало гореть лицо. Джоан по-прежнему была с головой погружена в свои записи. Дэвису казалось, будто он наблюдает за их беседой через зеркальное стекло и может уловить тончайшие оттенки интонаций, понять подтекст каждой фразы. Этот мальчик — не убийца Анны Кэт, напоминал он себе, но тем не менее не мог отделаться от навязчивого видения: вот Джастин один, где-нибудь в перелеске, каких много вокруг его дома; на руках у него соседская кошка, он сжимает ей горло пальцами, а вот он вырос, стал еще более жестоким; вот он за прилавком «Гэп», душит дочь Дэвиса и смотрит, как она задыхается, возбуждаясь при виде ее страха.

39

Большой Роб подумал, что полицейский

участок, пожалуй, не самое лучшее место, чтобы прихорашиваться перед выходом в город. Слишком шумно, освещение плохое, старые зеркала, все в трещинах и разводах. Большой Роб был симпатичным полным мужчиной — если верить дюжине женщин, с которыми он встречался за последние двадцать лет. Глядя на себя в зеркало — не это, нормальное, — Роб с тоской представлял себе, как он мог бы выглядеть, если бы был худым. У него была копна густых темных волос, волевой квадратный подбородок (первый), белые зубы — свои. Лишний вес, конечно, имелся, особенно это было заметно по подбородку (второму) и животу, но поскольку он был почти двухметрового роста, то казался пропорционально сложенным крупным мужчиной. «Господь наделил меня всем этим жиром, — шутил он бывало, — поскольку у меня хватает силы его носить».

Комната личного состава полицейского участка в Брикстоне была маленькая, и в ней теснилось много народу. Начальник отхватил себе кабинет, жутко тесный и захламленный, но отдельный, а вот остальным сотрудникам и офицерам — их насчитывалось с полдюжины — приходилось довольствоваться одним столом на несколько человек. По трем стенам, выкрашенным желтой краской, располагались большие окна. Все здесь было совсем не так, как в полицейском участке Чикаго, где у каждого имелся изолированный кабинет с побеленными стенами, в комнате отдыха было чисто, в холодильнике лежали старательно упакованные бутерброды, заготовленные к обеду заступившими на смену, и оттуда не пахло.

Граждане обращались в Брикстонский полицейский участок только за советом или помощью. Полицейские помогали доставать ключи, случайно запертые в машине, ловить убежавших домашних животных. Иногда им приходилось фиксировать показания столкнувшихся водителей. Выпадали на их долю и пьяные дебоши, и порча имущества, и бытовые ссоры. Их работа напоминала Большому Робу службу в рекламном агентстве или банке.

— Ну как, готов? — В зеркале за спиной у Робби возникла физиономия Криппена, озаренная радостной улыбкой. В ответ тот показал ему два больших пальца. — Увлекательная вам предстоит работенка, — проговорил Криппен. — Главное, будьте осторожны, старайтесь не слишком давить. Просто развеселите ее парочкой коктейлей «Маргарита», и пусть себе болтает.

Большой Роб кивнул.

— Знаешь, как пользоваться успехом у женщин даже при такой фигуре, как у меня? — Он подергал себя за мочку уха. — Надо уметь слушать.

Робби без труда нашел Пег в баре под названием «Гончие». Она с четырьмя подружками сидела за квадратным столиком. Пег притащила пятый стул из другого конца бара и примостилась с края, который слегка наклонился из-за пары выпавших шурупов. В центре стола скопились опустошенные бокалы, оставлявшие на столешнице тонкий розовый ободок. Официантка так давно не убирала за ними, что им приходилось ставить только что заказанные напитки на самый краешек опасно шатающегося столика. Хотя справедливости ради надо сказать, что официантке было нелегко поспевать за дамами, поскольку они опрокидывали в себя содержимое бокалов со скоростью жонглеров.

Зал попытались отделать в английском стиле — не слишком удачно. По стенам в дешевых черных рамках висели купленные в магазине плакаты с изображением живописных пригородов, полуразрушенных крепостей и скалистых океанских побережий. По полкам были расставлены безвкусные вещицы, объединенные темой Шерлока Холмса: керамика, игрушки, книги и прочее. У двери была прикреплена копия киноафиши. Еще то тут, то там попадались ирландские и шотландские сувениры. Здесь подавали разные сорта разливного

«Гиннесса», и Большой Роб было понадеялся, что выпьет сейчас пинту «Теннента» — не тут-то было. Он взял в баре бокальчик «Харпа» и стал незаметно продвигаться по толпе, пока не оказался в двух шагах от стола, где сидели дамы. Тут он притормозил. Его исполинская фигура напоминала огромный лайнер, который наконец дошел до порта назначения и пришвартовался. Пятеро подружек одновременно повернулись к нему.

— Добрый вечер, дамы, — проговорил Большой Роб. — Не возражаете, если следующий круг будет за мой счет?

40

Когда Сэму Койну было пятнадцать, его во время бега по пересеченной местности укусил шершень.

За школой Нортвуд-Ист проходили брошенные железнодорожные пути, и тренер Карне проводил там тренировки школьной команды: они должны были пробежать пять километров туда и обратно на носочках прямо по щепкам от разваливающихся и гниющих спальных вагонов. Бег закалил волю Сэма, у него накачались мышцы на ногах, и уже к середине сезона он шел третьим номером в списке, за Брюсом Миллером и Лэнни Парком, и даже занял второе место в кроссе «Оук-парк» — маршрут этого кросса был знаменит нетрудной, почти без препятствий второй половиной.

Лэнни и Брюс и еще один товарищ по команде по имени Брайан повернули назад, пробежав всего лишь километра три, поскольку была пятница, завтра ожидалось соревнование, а вечером, по слухам, должна была состояться вечеринка. Сэм пообещал, что присоединится к ним попозже, дома у Джен Теновски, родители которой уехали на Женевское озеро. Если она до сих пор не решилась воспользоваться этим шансом и не запланировала гулянку с пивом, то они уж точно ее уговорят.

Сэм ритмично и пружинисто отталкивался от засыпанной щепками земли тренированными ногами — он их почти не чувствовал. Во время длительной пробежки всегда наступал такой момент, когда ему казалось, будто ноги работают сами по себе. Не чувствовалось ни боли, ни усилий, кислорода хватало, и ритмичные движения ступней заставляли его двигаться дальше и заряжали новой энергией. Он был уверен, что в таком темпе, по такой погоде (вечер был прохладным) он может бежать бесконечно, и за секунду до того, как его ужалил шершень, подумал, что, пожалуй, сможет теперь постоянно оставлять позади Лэнни (второй номер) — прямо с завтрашнего дня.

Он пришел в школьную команду по бегу по пересеченной местности в седьмом классе, в основном из-за девочек. Не то чтобы у бегунов было много поклонниц, хотя каждый год во время осенних соревнований приходила группа поддержки и зажигательно выступала для поднятия боевого духа (впрочем, сами девочки считали это скорей благотворительностью). Для неуклюжего и застенчивого тринадцатилетнего паренька участие в школьной легкоатлетической команде было необходимым минимумом для того, чтобы его принимали сверстники, а Сэм, к счастью, отличался если не скоростью, то отличной выносливостью. Бег позволял ему работать в одиночку, и это ему нравилось; в то же время он был членом команды: за победы чествовали всех, но и вина за поражение распределялась между всеми. И это Сэма вполне устраивало. Главное было то, что он не просто школьник, он спортсмен, а в глазах девочек это было все равно что иметь хорошую работу.

Родители отмечали и другие перемены к лучшему. Сэм стал получать более высокие оценки и приобрел уверенность. Учителя проявляли к нему больше уважения, а по необходимости и снисхождения.

Какое-то насекомое с желто-черными полосками с жужжанием ударилось о его голень. Сэм посмотрел вниз: сантиметров на пятнадцать ниже правого колена шершень крепко прицепился к коже, хотя Сэм не прекратил бега. Тогда он нагнулся и попытался смахнуть насекомое.

Шершень ужалил.

Сэм резко остановился, как раненая лошадь, и прихлопнул его рукой, шершень успел оставить в ноге жертвы свое жало. Сэм упал и больно ударился щиколоткой о наполовину осевший в землю ржавый рельс.