Театральная повесть Моя голубка
Шрифт:
– И что? – без интереса, а лишь бы так спросила Маша, как вроде бы беседу поддержать.
– Опять же мне такое дело осталось не понятным, – хмыкнул Ситник. – Но комиссары эти время вымотали всё, включая и обед.
Мария Анатольевна сочувственно вздохнула и подала на стол большое блюдо с домашними из рубленой говядины котлетами. И про гарнир напомнила, подсунула кастрюлю.
– Ты на работе этой весь себя погубишь. Картофельный пюре умаслить?..
– Угу, – Роман Иванович кряхтя присел за стол, вооружился вилкой и ножом
– И вот попомни, ты испортишь свой желудок. Получишь язву и гастрит. Нельзя же так Роман. Врачи рекомендуют полноценное питанье. Трёхразовый режим.
Мария подала на стол кисель и отмахнулась:
– Хотя какой режим? Какое в «Горзаносе» может быть полезное питанье? У вас в кафешке повара – жульё. Наверняка испорченным торгуют. А потому приправы сыплют щедро. Сколь раз тебя просила брать обед с собой!
– Мне не совсем удобно, Маша, – обмахнулся ложкой Ситник. – Носить на службу бутерброды и домашние котлеты? В бумажном свёртке, что ли?
– А хоть бы и котлеты в свёртке?.. Что с того?
– Ну а пюрешечку твою вообще куда прикажешь?.. Неловко как то, Маша. Всё-таки вокруг сотрудники. И дамы.
– Ты об учётчицах? – воскликнула жена. – Какие это дамы? Обычные сотрудники и сами, поди, таскают в сумках бутерброды. А может секретарши постеснялся? Или бухгалтерша прохода не даёт? А ну в глаза смотреть. Смотреть в глаза.
– Какие есть такие дамы, – парировал Роман Иванович и с укоризной покосился взглядом на жену, что, дескать, ревность не уместна и смешна. Столь лет прожили в дружбе и спокойствии. И вот вам ревностные сцены на излёте века?
– Всем ловко, а тебе неловко, – подытожила жена. – И что твои сотрудники, что дамы? Не люди что ли? Сами не питаются «домашним»?
Муж хмыкнул: – Не возьму.
Мария пропустила:
– Вот завтра же куплю в посудной лавке для тебя контейнер пищевой и термос литра в полтора для супа, – прихлопнула в ладоши. – И будешь брать обед с собой. И всё на этом… Рома?
– Не злись, моя голубка, я не спорю, но замечу. А как же неудобство, Маша? Мне на компьютерном столе прикажешь кушать или где?
– И что?
– Прилюдно?!
– Хоть бы так.
– У нас там кабинетов нет. Один на всех. Такое стыдно, неудобно. Сидеть при всех и ложкой чавкать.
– Не спорь с женой, – отрезала жена. – Мне лучше знать о неудобствах. Я тридцать лет считай в твоём замужестве. Намаялась, уж будьте нате.
– В счастливом браке, – укорил жену Роман Иванович.
– Да уж, конечно. Был бы брак счастливый, если бы не Шурик и мои котлеты.
– Ну, будет о котлетах, Маша. К чёрту бутерброды. Всё пустяк. Возьму и съем, коль ты настаиваешь, – шагнул «на мировую» и даже несколько повеселел на сыто брюхо Ситник. – Я вот о чём сегодня размышлял, Мария.
– Однако любопытно. Расскажи о чём же?
– А вот о том, что мы с тобой, Мария, совершенно одичали.
– Да ты в уме, Роман?
– А вот представь себе лохматые, дремучие аборигены с Андаманских островов, – Роман Иванович, задумчиво уставившись в трюмо, усилил: – И плохо бритые.
Но обернувшись, пояснил:
– Культурой обветшали и совершенно «сели в лужу» эрудицией. И я заметил, наш домашний лексикон, манеры говорить, общаться очень изменились, оскудели. Того гляди, и площадная брань соскочит с языка и станет в нашем доме как у этих.
Роман кивнул в окно. Снаружи доносилась площадная брань. По сути, дворники сцепились с бригадой кровельных рабочих. Последние складировали битум у парадного, а дворники просили всё убрать. И выражалось всё одной, но хлёсткой фразой. Такой же хлёсткой фразой работники просили дворников уйти и не мешать ремонту.
– С чего же нам грозит такое хамство? – Мария несколько смутилась, проверила фрамугу, плотно ли закрыта. Поморщилась. И занавеску одёрнула.
– А вот с того, – ответил Ситник, – что мы с тобой в театрах не бываем вовсе. Духовное забылось. Всё суета, работа и котлеты. Сама подумай, ведь некогда книжонку полистать. А ведь как раньше?..
Роман Иванович прильнул к жене и предложил:
– Давай, моя голубка, мы с тобой вдвоём на выходных рванём в театр? И никого с собой, и никого вокруг. Лишь ты да я.
– В театр?.. Это хорошо. А как же годовщина нашей свадьбы?! – вспыхнула Мария. – Мы пригласили Сидоровичей. Они пожалуют к обеду в воскресенье. Наверняка. Не сомневайся. Анюта мне ещё вчера звонила, щебетала и кудахтала, что, дескать, чудно похудела в талии. Просилась на примерку. К тому же и Сляднёва обещалась…
Мария Анатольевна запнулась и даже обмерла на полуслове, как словно бы увидела в прихожей не только тень отца, но даже дядю Гамлета. И спохватилась:
– Пименов?! О, Боже! Прозаик Пименов припрётся.
– Ну и с чего ты так решила? – усомнился Ситник.
– А вот посмотришь. И к тому же не один, с «прицепом». Вот с этим важным адвокатом Филатовым Никитой.
Роман Иванович умолк, но багровел лицом. Мария продолжала:
– Никита в пятницу на скоростном прибудет из Москвы наверняка под вечер.
– И что?
– В субботний день отмокнет в ванной, гель, шампунь. Сотрёт с себя минувшую неделю. А в воскресенье вспомнит и про нас, объявится.
– Не факт.
– Объявится вот крест тебе на пузе. А что без спросу и без приглашенья? Так плевать ему. Какие к чёрту приглашенья? Он же адвокат Филатов. А этот, коль чего задумал, то пиши – пропало. Всё потому, что миновать его нельзя. Он неизбежен как тайфун.
– К чертям собачьим всех! – взревел Роман Иванович, но тут же жалобно взмолился: – Пусть они идут, моя голубка.
– Куда?
– Куда хотят. А мы с тобой пойдём в театр. Ведь ты же помнишь, как это прекрасно и чудесно?