Тебе держать ответ
Шрифт:
Адриан завертел головой, не понимая, что происходит. Человек в углу зала безмолвствовал, равнодушный к этой сцене. Трактирщик стоял, скрестив руки на груди и насмешливо глядя на Адриана — урезонивать пьянчужку он явно не собирался. Адриан глянул в дверной проём. Там виднелись несколько переговаривающихся и посмеивающихся мужчин — только мужчины, ни женщин, ни детей.
Женщины и дети попрятались по домам, пока мужики травят мологово отродье.
Адриан наконец понял, почему Вилма так не хотела сюда идти.
Он поднялся, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Вилма уже юркнула за скамью. Она наверняка сбежала бы, если
— Хозяин, — сказал Адриан, и наконец Родж прекратил голосить, будто впервые заметив его. — Вы не собираетесь урезонить этого… человека?
Трактирщик сверкнул глазами, но ничего не ответил. Адриан бросил последний отчаянный взгляд в сторону незнакомца с правильной речью, но тому было вполне уютно и удобно в своём углу и своей тени. Адриан почувствовал отвращение к нему — и к ним всем: к трактирщику, к идиоту Роджу, воплощавшему волю деревни, к Вилме, которая терпела всё это… а что ещё она могла?
Адриан сжал кулак. Но прежде чем нанести удар, колебался мгновение — шутка ли, сын лорда Эвентри… нет, брат лорда Эвентри, лэрд Эвентри бьёт кулаком по лицу смерда, ещё и ради кого — ради служанки! Но не смотреть же было, как эта жердь её поколотит, а остальные будут глумиться. Анастас бы не стал спокойно смотреть. Это Адриан точно знал.
Родж явно не ждал удара, и, взмахнув ручищами, нелепо повалился навзничь. Он походил на завалившегося на спину таракана, и Адриану стало ужасно смешно. «Надо же, я и не думал, что так легко быть героем», — подумал он, когда Родж неожиданно прытко вскочил на ноги и ринулся в бой. Адриан легко уклонился от его сумбурной атаки и, перехватив руку противника, вывернул кверху острый локоть. Родж взвыл и вдруг упал.
Он не должен был падать. Адриан не толкал его — пьянчуга просто потерял равновесие, но что сделано, то сделано. Он упал, а Адриан держал его руку вывернутой локтем вверх. Когда выпустил, было поздно — Родж уже орал благим матом так, что зрители со двора все сбежались в трактир и обступили его, шумно переговариваясь.
— А-а, поломал! Поломал! — вопил Родж, рыдая, как ребёнок. Адриан только теперь заметил, что он и есть почти ребёнок — лет шестнадцати, не больше. Ему едва не стало стыдно, но тут он вспомнил о Вилме — и о незнакомце, следившем за представлением с тем же безразличием, что и трактирщик. Теперь трактирщик не был безразличен, а незнакомец так и не вышел из тени. Адриан стиснул зубы.
— Вилма, — сказал он, и она немедленно вцепилась в его руку. Он сжал её горячие, дрожащие пальцы и стал решительно проталкиваться к выходу. Им никто не мешал — всеобщее внимание было приковано к вопящему Роджу.
— Ах, бедолага, погонит ведь его Пат теперь, — сказал кто-то, и это было последним, что услышал Адриан.
— Всё, — сказал он, когда
Она не ответила, только кивнула.
Дорога обратно казалась гораздо короче. Адриан уже не глазел по сторонам, только упрямо пёр по тропинке вверх. Вилма едва поспевала за ним и скоро начала задыхаться.
— Стой! — крикнула она наконец, вырывая руку. — Да стой же!
Он остановился. Смотрел, как она тяжко переводит дыхание. Потом спросил:
— Почему ты терпишь это? Как ты…
— А что, я могу выбирать? — резко ответила она. — Ты пойми, это же не я их терплю — они меня! И то лишь потому, что я ведьмова прислужница… мологово отродье и ведьмовская прислужница. Что, думаешь, это всё от почтения к твоей леди Алекзайн? Просто они боятся её. И меня бы боялись, если б не бабка. А то видят, что я бабке ничего не делаю, ну и думают, что я ни на что не способна. Другая б на моём месте её давно отравила, а я её кормлю. Вот они и думают, что я ничто, что я это сама со страху…
— А на деле как?
Она отвернулась. Потом сказала глухо:
— Мать меня в колыбели удавить хотела. Она не дала.
Повисла неуютная, нехорошая тишина. Адриан пытался представить, как эта старая карга могла оказаться единственным существом в деревне, имеющим представление о сострадании, и не мог. Потом вспомнил незнакомца из трактира, который даром что был не из деревни, а о сострадании тоже ничего не знал, и снова разозлился. На Вилму — раз больше никого не было рядом.
— Это всё глупо, — выпалил он. — И неправильно, и… просто смешно!
— Тебе, может, и смешно, — сказала Вилма и пошла вперёд. Потом остановилась и, не оглядываясь, тихо сказала: — Извини… я… не права. Я не привыкла просто… Спасибо тебе.
И пошла дальше. Адриан смотрел какое-то время на пыльный подол её платья, на чёрные волосы, разлетевшиеся по плечам. Потом зашагал следом.
Он проснулся наутро с головной болью, как будто и в самом деле пил деревенский самогон и как будто тот и впрямь оказался непомерно заборист. Было пасмурно, в окно задувал ветер. Адриан какое-то время сидел в постели, устало моргая. Он не мог понять, который час. Рано, должно быть, раз Вилма ещё не ворвалась к нему под очередным дурацким предлогом. У Адриана остался осадок после вчерашнего происшествия в деревне. В тот день он больше не видел Вилму — ни её, ни леди Алекзайн. Гильбер сказал, что миледи принимает гостя, и Адриан не стал мешаться — ушёл из дома и до вечера просидел над обрывом, позволяя ветру яростно дёргать волосы и усиленно раздумывая, что ему теперь делать. Ничего так и не придумав, он вернулся в дом, когда уже смеркалось, забрёл на кухню перекусить, а потом почти сразу заснул. Новый день не обещал хоть чем-то отличаться от предыдущего. Надо было делать что-то. Надо было уходить.
Вот только куда?
Адриан оделся и спустился вниз. Дом казался пустым. Свет внизу не горел. Адриан неуверенно направился к двери и почти сразу услышал на лестнице шаги.
Он обернулся, почти уверенный, что это миледи, и тут же застыл, узнав эту тень, этот силуэт — и голос, обратившийся к нему:
— Вы поднялись наконец, юноша? Не чаял высказать вам своё почтение. Позвольте заметить, однако, что спать до полудня в вашем возрасте чревато для здоровья самыми неприятными последствиями… лет через десять. Впрочем, вряд ли вы загадываете так далеко.