Течению наперекор
Шрифт:
Я уже упоминал, что в 67-м году, будучи руководителем самостоятельной группы седиментационного анализа, я принял на работу двух молодых людей, Роберта и Ларису, в качестве стажеров. Роберт окончил Физико-технический институт. Лариса — уже не помню что. С молекулярной биологией они были знакомы весьма поверхностно. В течение года я регулярно читал им лекции, знакомя с последними на то время ее достижениями. Кроме того, разумеется, подробно пересказал собранные мной из научной литературы сведения об РНК-полимеразе и посвятил в свои планы исследования этого фермента — поначалу для уяснения механизма отбора им одного из четырех нуклеозидтрифосфатов, нужного
Кроме лекций и обсуждения планов, я обучил их всем, уже освоенным мною, практическим приемам проведения биохимических экспериментов и использования соответствующей аппаратуры. Ввиду моей занятости оборудованием Института, основная нагрузка по постановке опытов (под моим руководством) постепенно легла на них.
Роберт — жгуче-черноволосый, черноглазый, порывистый и громогласный московский грузин — оказался очень талантливым мальчиком. Ему, физику и технику по образованию, я показал еще и все с такими трудами составленные мною механические и электронные схемы сложных приборов.
Лариса, девушка средних способностей и не очень интересная внешне, хорошо знала, чего она хочет, и умела находить пути исполнения своих желаний. Она решила женить на себе Роберта и добивалась этого без излишнего стеснения. Каждый день приходила в лабораторию первая и ставила на рабочий стол своего избранника букетик свежих цветов. Роберт, целиком увлеченный наукой (и своими будущими успехами в ней) не очень-то интересовался девушками, но цветочки замечал и в конце концов женился на Ларисе.
В течение примерно года мы работали дружно и плодотворно... Потом я стал замечать, что Роберт очень неохотно показывает мне свой рабочий журнал и уклоняется от необходимых пояснений. Некоторое время я с этим мирился, потом спросил, в чем дело. Услышал неожиданный ответ: он желает работать самостоятельно, без моего руководства. Я сказал, что готов предоставить ему такую возможность, но пусть выберет другую тему. На что он возразил, что его интересует РНК-полимераза и отказываться от этой темы он не намерен. Лариса, естественно, присоединилась к мужу в этом требовании. Примерно еще полгода в группе сохранялось нелепое положение вещей, когда научный руководитель не знал, что делают и какие результаты получают двое его сотрудников, изучающих тот же объект, который в долговременном плане является предметом исследований этого самого руководителя...
До момента защиты я терпел, но потом надо было как-то разрешать эту ситуацию. Зная характер и самомнение Роберта, я понимал, что он не откажется от своего неслыханного в научной практике требования. Между тем подошел к концу двухгодичный срок стажировки Роберта и Ларисы. Я должен был подать в дирекцию служебные характеристики на моих стажеров. Если они будут отрицательными хотя бы в этическом плане, стажеры не будут переведены на должность младших научных сотрудников и покинут Институт...
Казалось бы, у меня были все основания для отрицательной характеристики. Но я понимал, что после отказа ИМБ оставить Роберта у себя он вряд ли сумеет найти место в каком-нибудь другом серьезном Институте. А это означало, что молекулярная биология потеряет молодого и многообещающего исследователя. И я решил ради науки уступить ему и свою тематику, и руководство группой седиментационного анализа, благо он во всей ее технике с моей помощью хорошо разобрался. Переговорив с заведующим биохимической лабораторией А. А. Баевым и получив его согласие, я подал в дирекцию заявление с просьбой перевести меня в лабораторию
В течение многих лет после того моя жена, рассказывая кому-либо эту историю, обязательно добавляла, что я поступил неправильно, так как науку следует оберегать от вторжения нахалов и вообще людей безнравственных. Я до самого последнего времени отстаивал правильность моего решения. Однако теперь, когда стало ясно, что ученые могут погубить мир или жестоко исказить нормальные человеческие, в том числе семейные, отношения в нем, я прихожу к выводу, что моя жена права. Теперь нравственный облик ученого, чувство ответственности за последствия сделанных им открытий становятся важнее, чем его одаренность. Более того, чем талантливее ученый, попирающий нормы человеческого общежития, тем он опаснее для общества.
Что же касается самих моих «бунтовщиков», то они недолго оставались в ИМБ. Роберта соблазнили заведыванием лабораторией в научном институте при кардиоцентре Чазова. Лариса, естественно, перешла туда вместе с мужем.
Глава 12. Гипотеза
Уважаемый читатель, предупреждаю честно: глава не из легких. Ее основное содержание — довольно смелая научная гипотеза и описание экспериментов, поставленных с целью ее подтверждения. Описание без всяких скидок по существу дела, но максимально упрощенное. Почти свободное от специальных терминов. Даже если ты не имеешь никакого отношения к молекулярной биологии, но любознателен, то сумеешь во всем разобраться и получить от этого удовольствие. Нужно только читать не спеша, мобилизовать внимание и, может быть, кое-что перечитать повторно. Дерзай — в добрый час!
Но начну я главу, как и ранее, с краткой обрисовки фона общественной жизни Советского Союза в те пятнадцать лет (1965-1980), о которых пойдет речь. Точнее, не всего Союза, а главным образом, Москвы и Ленинграда.
Диссиденты и правозащитники
Общественная жизнь столиц в эти годы протекала под знаком самоотверженной борьбы радикальной части интеллигенции с властями. И даже не всей интеллигенции, а, в основном, научных работников, студентов и кое-кого из деятелей искусства. Предметом борьбы являлась свобода! Свобода печати, информации, собраний, мирных манифестаций. Открытость судопроизводства. И прочие гражданские права, провозглашенные Декларацией ООН. Основной формой борьбы со стороны интеллигенции служила подпольная или открытая реализация своих гражданских прав и свобод вопреки противодействию властей. А также обличение жестоких способов такого противодействия. Активных участников этой борьбы называли «диссидентами», а после Хельсинкского соглашения 75-го года — «правозащитниками».
Со стороны правительства и КГБ основным методом борьбы являлась произвольная трактовка в закрытых судебных заседаниях поступков, писаний и публичных заявлений своих противников как антигосударственных. С вытекавшими из такой трактовки насильственными действиями. Разгонами митингов и демонстраций. Заключением авторов подпольных публикаций и лидеров протестных манифестаций в тюрьмы и «психушки». Высылкой из страны. Увольнением с работы сотрудников, подписавших коллективные письма властям с протестами против таких насилий.