Технология власти
Шрифт:
"В то же время Сталин, как нам было сообщено членами Политбюро того времени (курсив мой. — А. А.), не показывал им заявлений многих обвиняемых партийных активистов…"
Конечно, Хрущев не был членом Политбюро, но чтобы Хрущев, Маленков, Булганин, Берия и другие вошли в его состав, Сталину — Молотову — Кагановичу пришлось убрать из Политбюро и ликвидировать из 16 членов и кандидатов его состава 9 человек, в том числе Кирова, Орджоникидзе, Куйбышева и самого Ежова. Из этих девяти в живых был оставлен лишь Петровский.
Что же касается заявлений членов Политбюро "того времени", что Сталин скрывал от них "письма" старых большевиков, то для Сталина едва ли было это необходимо. Ведь из 21 члена Совнаркома (Совет министров), председателем которого был Молотов, на воле осталось лишь три наркома — Каганович, Ворошилов, Микоян. Все
Спрашивается, от кого же тогда скрывали полученные ими письма эти соратники Сталина? Обо всем этом Хрущев "не осведомлен".
Рисуя Сталина как террориста и деспота, Хрущев ни разу не приводит примеров того, как Сталин и его партия уничтожали планомерно и систематически миллионы беспартийных крестьян, рабочих и интеллигенции. И это естественно. Если уничтожение верхнего слоя партии было делом Сталина и Политбюро, то уничтожение народа было делом всей сталинский партии. Сталина можно обвинить в утверждении персональных списков из высшего актива партии и государства, подлежащих физическому уничтожению ("в 1937-38 году Сталину было направлено 383 таких списка с именами тысяч партийных, советских, военных, комсомольских и хозяйственных работников. Он утверждал эти списки".-Хрущев), но кто же утверждал списки миллионов, которые прошли через "чрезвычайные тройки" в областях и республиках? Сами же эти "тройки" в составе трех членов бюро местных комитетов партии — первого секретаря партийного комитета, прокурора и самого начальника местного управления НКВД.
Хрущев не установил статистики этих чудовищных злодеяний сталинской партии и составлять государственную комиссию (по аналогии с партийной) по их расследованию не собирается. В связи с 40-летием НКВД его шеф генерал Серов писал: "Нужно сказать, что в период 1937–1938 годов пробравшиеся в НКВД провокаторы, а также бессовестные карьеристы… а также порожденные культом личности крупные ошибки нанесли нам серьезный урон необоснованными репрессиями по отношению к советским и партийным кадрам, а в ряде случаев и к рядовым советским гражданам" [273] (курсив мой. — А. А.). "А в ряде случаев" пострадали и рядовые советские граждане! Надо обладать неисчерпаемым запасом лицемерия, чтобы писать эти слова даже в газете "Правда".
273
"Правда", 21.12.1957.
Вопрос о количестве уничтоженных рядовых членов партии Хрущев обошел тоже полным молчанием. Между тем и это количество было весьма внушительным: 1 220 942 коммуниста было исключено (стало быть, и арестовано) за 1934–1939 годы, по моим данным, или 1165000 коммунистов за 1935–1938 годы, — по Другим [274] .
Почему же Хрущев не доложил об этом съезду и почему даже после разоблачения Сталина скрывается партийная статистика по стажу ее членов? Ответ ясен — тут уже действовали сами сталинцы: в центре — Маленков, Каганович и Андреев (секретари ЦК и члены комиссий Политбюро по госбезопасности), а Хрущев и Суслов — на своих участках (Москва, Украина, Ростов).
274
Z.K.Brzezinski.The Permanent Purge.Цитирую по" Ost-Probleme",1956,№ 23S.798.
К имевшимся до сих пор — из коммунистических источников — двум авторитетным характеристикам морально-политического облика Сталина прибавилась теперь третья, не менее авторитетная. Из двух первых одна исходила от учителя Сталина — Ленина, другая — от бывшего коллеги и соперника Сталина — Троцкого. Третья и последняя характеристика исходит от прямого и долголетнего ученика Сталина (а через него и от всех бывших его "учеников и соратников") — от
Несмотря на разное положение авторов этих характеристик по отношению к Сталину, они все сходятся в одном: Сталин жесток, неразборчив, аморален. Ленин характеризует Сталина в "завещании" как человека грубого, нелояльного, способного злоупотреблять властью, капризного, а в письме "К вопросу о национальностях, или об автономизации", имея в виду Сталина и осмеивая его обвинение грузинских ленинцев в "социал-национализме", Ленин возвращает Сталину его обвинение "с лихвой" [275] : "он сам является настоящим и истинным не только "социал-националом", но и грубым великорусским держимордой". Чтобы рассеять всякое недоразумение и показать, как грузин может быть "грубым великорусским держимордой", Ленин поясняет в другой части того же письма: [276] "…известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно-русского настроения".
275
"Коммунист", № 9, стр. 15.
276
Там же, стр. 23.
Характеристика Л. Троцкого говорит о том же. Конечно, Троцкого могли обвинять и обвиняли в "субъективизме", как обиженного Сталиным человека. Однако "субъективизм" Троцкого намного беспристрастнее, чем "объективизм" Хрущева, обязанного своим нынешним положением лично Сталину. Троцкий пишет [277] :
"При огромной и завистливой амбициозности он (Сталин) не мог не чувствовать на каждом шагу своей интеллектуальной и моральной второсортности… он отталкивал меня теми чертами, которые составили впоследствии его силу на волне упадка: узостью интересов, эмпиризмом, психологической грубостью и особым цинизмом провинциала… По-настоящему Ленин узнал Сталина только после Октября. Он ценил его качества твердости и практического ума, состоящего на три четверти из хитрости. В то же время Ленин на каждом шагу наталкивался на невежество Сталина, крайнюю узость политического кругозора, на исключительную моральную грубость и неразборчивость. На пост генерального секретаря Сталин был выбран против воли Ленина, который мирился с этим, пока сам возглавлял партию".
277
Л. Троцкий. "Моя жизнь", 1930, ч. П, стр. 213–214, 217–218.
Однако по сравнению с той обширной и практическими примерами иллюстрированной характеристикой, которую Хрущев дал Сталину как политику и человеку, характеристики Ленина и Троцкого — лишь бледные психологические эскизы. И это понятно: Ленин видел Сталина в эмбрионе, Троцкий — в отрочестве, а Хрущев — "во всем величии". Хрущев начал рисовать портрет Сталина, воздав должное пророчеству Ленина:
"В дополнение к великим заслугам В. И. Ленина, — говорит он, — …его необычайный ум выразился также и в том, что он вовремя заметил в Сталине ряд отрицательных качеств, которые позднее привели к весьма печальным последствиям… отрицательные черты Сталина, которые при жизни Ленина были только в зачаточном состоянии… все время неуклонно развивались и в последние годы его — жизни приобрели абсолютно нетерпимый характер".
В характеристике Сталина, даваемой Хрущевым, впервые нарисован более или менее точный морально-психологический облик Сталина как государственного деятеля и человека. Мы говорим "более или менее", потому что важнейшая часть такого облика — Сталин в быту, Сталин в семье, "частный Сталин" — вовсе отсутствует у Хрущева. Отсутствует у Хрущева и другая, на наш взгляд, органическая и ведущая черта сталинского характера — абсолютный морально-этический нигилизм в политике. Вероломство и подлость родили Сталина, вероломство и подлость сопутствовали его карьере, вероломство и подлость вызвали его гибель. Об этих качествах Сталина Хрущев рассказывает как об "ошибках", которые заставили учеников пересмотреть миф о величии Сталина только тогда, когда эти ученики сами оказались в опасности (когда едешь к Сталину "как друг… — не знаешь, куда попадешь после этого — домой или же в тюрьму", — Хрущев, со слов Булганина).