Текст ухватил себя за хвост
Шрифт:
Правда, как надо, я не знаю, я знаю только, что надо, чтобы было хорошо. И чтобы никто ни под какой поезд не попал. Потому что поезд у меня тут только один и есть, тот самый, который по диким степям Забайкалья. А другого поезду меня тут для вас нет, а про поезд, который по диким степям Забайкалья, вовсе уж неправильно. Нехорошо.
А как это хорошо, я для себя еще и не понял, потому что не сформулировал. Но я попробую, потому что пока еще не всё закончилось, хотя драться со своими персонажами кочергой и выкручивать им руки, чтобы они делали так, как
– Вадь, ты как-то правильно всё схватил, дело именно в фантомах. Я не знаю, как это правильно назвать, только пространство как бы памятью обладает.
– Или не памятью, какое-то интересное свойство есть, не знаю у чего, у хаоса, у вакуума, у материи, у пространства, – над этим пусть теоретики кумекают типа Босса или Антона, наше дело практика.
Света 'курс молодого бойца' решила провести, каша у неё в голове, а у кого, спрашивается, не каша. Теории нет, экспериментов нет, а результаты вынь да положь.
– Свет, а мы-то как на всё это повлиять можем?
– Ну, во-первых, мы и сами те еще фантомы. Вот ты сейчас тут сидишь, а через полчаса уйдешь. Но твоё наличие даже и приборами будет регистрироваться еще минимум часов двадцать. А уж если престидижитатор отладим, тогда до двух лет в обе стороны сможем регистрировать.
– Он, это чудо техники, должен регистрировать все перемещения в радиусе пяти метров плюс минус два года. Сейчас он что-то пишет, только не пойми что, и как это интерпретировать, пока непонятно.
– Так вы меня заранее, что ли вычислили, ну в смысле, что я тут у вас буду работать?
– Какой догадливый. Да тебя как Игорь увидел в этой вашей избушке, чуть с ума не свихнулся. Он-то всё вопил, что какое-то привидение шастает туда сюда обратно, ни с кем из наших ни одна характеристика не совпадает, а чужие тут, сам понимаешь, не ходят.
– А ты тот ещё субчик, и вперёд успел наследить, и назад как-то умудрился. Ну, с этим мы поработаем, не сомневайся, такие дела интересные закручиваются, похоже.
Четыре всадника апокалипсиса. Жуткое, однако, дело, заводить мысль в эту сторону. Лучше об этом совсем не знать и не думать. Как страус голову в песок, как дети глаза ладошками. Многая знания многая печали.
Но мы же тут не для этого тут в игрушку то играем, вернее наоборот, именно для этого. Чтобы обнаружить тайные страхи, жуткие ужасы, поправить головку. Или наоборот, головкой поправить мироздание, потому что действие равно противодействию.
А вот что я буду делать, если вдруг в этой бродилке они понаедут? Эти самые, четыре всадника?
И ведь придётся что-то делать, наверное, надо как-то готовиться к этому. Но как тут приготовишься? Наверное, всё-таки
Впрочем, это давно уже не игра, в смысле не просто игра.
Потому что действие равно противодействию. Закон природы.
Так вот она зачем, дудочка. Флейта пикколо. Я, правда, флейту настоящую эту никогда в руках не держал, но, но мелодия, которую я тут свистю, или дудю, или чего на флейте-то делают, в смысле, когда играют на флейте, наверное, всё-таки флиртуют.
Мелодия эта – истощение нервной системы и временная потеря памяти. Оказывается. И сам-то я, Маэстро, Маэстро крысолов я, вот кто, и я поведу вас в даль светлую. Вдоль по линии прибоя.
Эту способность я у себя, конечно, замечал, изредка, эпизодически. Почему-то некоторые, не все, конечно, но некоторые, охотно строятся в стройные ряды, и… стоит мне засвистеть, или задудеть.
Или зафлиртовать, не в том, конечно, смысле, в котором вы все это понимает, а в смысле, когда я эту божественную флейту прижму к роту и пальцы на дырочки положу. Дождётесь ужо.
– Саня, спасибо тебе за сказку, но у нашей истории не будет никакого продолжения.
– Ир, но почему, тебе было со мной плохо?
– Нет, Сань, слишком хорошо. Но я, знаешь ли, не Анна Каренина, да и ты слишком хорош для Вронского. Мы же взрослые люди, у нас разный круг общения, разные обязательства перед людьми и обстоятельствами. Ты, конечно, по молодости, думаешь, что сможешь разрушить…
– Ирка, перестань маменькины штучки, у меня на них иммунитет.
– А кто у нас маменька?
– Маменька у нас народная целительница, зубы заговаривает.
– И ты не боишься, что две ведьмы из тебя котлету сделают? Да еще и между собой такое устроят! Ты летающих тарелок пока случайно не видел? Увидишь и летающие тарелки, и летающие кофейники.
– Ирка, но я же в тебя влюбился без памяти, еще там, в магазине, только тебя и искал…
– Саня, а про маменькины штучки забыл? Может именно их я в магазине? А сейчас сделаю пару пасов, и ты всё забудешь, и будешь думать, что тебе всё приснилось.
– Вот, Ир, ты опять начинаешь, ты страшная женщина, гораздо страшнее маменьки, но я-то совсем не из-за этого, и твоя эта магия на меня не действует, я заговорённый.
– Саня, какой ты еще маленький, не знаешь, что никакие амулеты и артефакты тебя не защитят, если что. Но у нас совсем не тот случай. Мне бы самой защититься. Отпусти меня, Сань, просто отпусти, и всё. И забудь. И не вспоминай. И всем сразу будет хорошо-хорошо. И не ищи меня, ладно. Тем более, что всё равно не найдёшь. Я уеду далеко-далеко, и выкину все телефоны и телеграфы, и адрес я твой не знаю, и знать не хочу, и тебе свой не скажу.