Текст ухватил себя за хвост
Шрифт:
Еще их называют по разному, кто назовёт сленг, кто жаргон, кто арго, кто еще как-нибудь назовёт, это, по сути, и не важно, важно то, что по языку чаще всего можно определить принадлежность индивида к тому или иному сообществу.
Чтобы было понятно, если человек научился говорить по маасковски, это не значит, что он стал москвичом. Чтобы стать москвичом, надо получить московскую прописку. Но даже получив московскую прописку, человек не говорящий по маасковски москвичом не становится, а становится понаехали тут. И даже получив московскую прописку и научившись говорить по маасковски человек всё равно остаётся
И вообще, москвич это машина такая, которую даже и не в Москве делали, а в Ижевске. Нет, и в Москве тоже делали, но и в Ижевске тоже делали. Сейчас уже не делают. Потому что плохая машина москвич. Нет, раньше она хорошая была, когда других машин было мало, вернее она и тогда плохая была, но все думали, что хорошая, и мечтали, чтобы у них был москвич.
Но это мы отвлеклись от языка, и диалектов, хотя, надо признать, по делу отвлеклись, чтобы оно стало понятно. Потому что не москвич делает человека, а человек делает москвич, вернее уже не делает, а раньше делал.
Тут еще вот на чем надо остановиться. Если человек сидит на скамейке, то он давит на скамейку. И в то же время скамейка давит на человека, ровно с такой же силой, как и человек на скамейку. Это закон природы такой. Его еще иногда законом Ньютона называют. Третьим. Называется, действие равно противодействию.
И вот так оно себе действует и действует, а потом хрясь, и пополам. И с первого взгляда не поймешь, скамейка сломалась или ж.па треснула. И со второго, бывает, тоже не поймешь, но это не важно.
Потому что исправить уже ничего нельзя. Это вот и называется точка бифуркации. Потому что всё было ничего, а потом бабочка пролетела, и всё. Хрясь, и пополам.
Но это не важно, а важно, что если человек действует на язык, то и язык действует на человека.
Я вот в ранней юности заметил, что существует такое арго завлабов. Притом неважно, из какой местности завлаб, из какой отрасли, всё равно они все говорят одинаково. Нет, конечно, они говорят по разному, и завлабы мне попадались разные – и пожилой еврей металлург, и энергичный грузин электронщик, и импозантная казашка биолог, ну и всяких русских и не… очень много… и все они говорят по разному, но одинаково в смысле структуры речи, построения предложения, расстановки акцентов, еще много чего, я не пытался классифицировать, я пытался научиться так говорить.
И когда я так говорить научился, то сразу стал завлабом. В смысле мне лабораторию дали. Не потому, конечно, дали, что я так говорить научился, в смысле арго освоил, а за совсем другие заслуги, но, я думаю, что никаких заслуг бы и не было, если бы я арго не освоил, я бы и не стал завлабом.
– Солярис тут развели! Киношек насмотрелись про Баниониса!! 'Кто еще с тобой работает?!', – Босс оседлал любимого конька и помчался, не разбирая дороги.
– Это же 'Мертвый сезон', – робко подал голос Сеня.
– Я и говорю, мертвый сезон!!! Ходят тут разные сущности зловредные!!! – у Босса на всё имелся железобетонный аргумент. Разнос он устраивать любил. Особенно без повода.
Вот когда по поводу надо было – тут его не дозовёшься, не любил Босс, когда по поводу. И решения принимать не любил. Кадровые. Никакие,
Тот, кто слегка пристукнут совком, меня прекрасно понимает, вернее, понимать-то тут практически и нечего, но сопереживает, сочувствует, соощущает этот хаос, который творится в моём миропонимании, потому что целые поколения пристукнутых совком оказались просто не в состоянии принять и переварить эту вакханалию, которая началась, когда стало можно.
И те, кто удачно устроился, и те, кто устроился не очень удачно, а также и неудачники и прочая и прочая погрузились в эту вакханалию без руля, без ветрил и даже без компаса.
Ситуация, безусловно, у каждого разрешилась по своему, но мне почему-то кажется, что она ни у кого до конца так и не разрешилась.
Тем более что и время, в сущности, не одномерно. Для некоторых это мало что меняет, даже, наверное, не меняет почти ничего, но таких как раз мало. Смирившихся больше, но принявших, как мне кажется, совсем нет. Есть только делающие вид, как бы остановившиеся.
Или наоборот, те, кто попросту перевел стрелки. Таких больше, таких много. Мятущихся и неуверенных. Потому что они как раз ни в чем не уверены. Они даже не знают, в каком времени они живут. В чьем времени.
Большинство, не то, которое когда-то назвали агрессивно-послушным, другое большинство, думающее большинство даже и представить не могло, что существуют сюжетные построения, не совпадающие с прямолинейной фабулой.
Ирина иногда проводит тренинги. Просто так, ни о чем. Но в определенных кругах это пользуется бешеным успехом, и публика готова платить практически любые деньги, лишь бы получить эту долю благочестия, выдержки, и еще не знаю чего, но чего-то такого, которое обязательно возникает в группе, которую Ирина два-три дня обиходит в условиях, мягко скажем, тепличных.
Не стану пересказывать фабульные перипетии этой занимательной и своеобразной по форме практики, надеюсь, вы мне поверите на слово, что достается всем сестрам по серьгам, да и каждому слону по хоботу.
Иногда еще бывает раздача слонов, но обычно Ирина к этому имеет косвенное отношение, это уже инициатива раздающих слонов. Но она и это умеет использовать в своих как бы педагогических целях. Но цели у неё далеко не педагогические. Просто она изменяет мир.
Чему она их учит? Да ничему. Она их учит жить.
Вы думаете, они сами этого не знают? Знают. Только у каждого своё представление, свои тараканы. Причем, хорошо упитанные тараканы. Или не тараканы, а сущности зловредные. Не такие, как у меня, конечно, но от этого не менее зловредные.
А вот когда Ирина собрала всех этих тараканов и прочих сущностей, посадила в кружок, дала им мел и заставила нарисовать кружок, что тогда произошло? Я уже знаю.
Все члены группы согласились, что жить – это значит трудиться, любоваться природой, слышать пение птиц и говорить людям приятные приветствия. Причем все это делать надо сознательно или спонтанно, не драматизируя и не лицемеря, сдержанно и с достоинством.