Текст ухватил себя за хвост

Сухих Анатолий

***

Ценность любой книги, а точнее это можно даже определить как назначение, или, что еще смешнее, функциональность любой книги, эта в том числе, не исключение, заключается в том, чтобы понять. Что уж там можно понять в книге, каждый сам определяет, а я попробую обобщить. Любая книга – она ценна именно как инструкция.

К холодильнику там, или к пылесосу обычно прилагается такая замечательная книга, которая так и называется – инструкция. Нет, не думайте, если пылесос имеет дружелюбный

и интуитивно понятный интерфейс, то никакая инструкция и не нужна вовсе.

Не даром в тесном кругу специалистов ходит такая сентенция – если все возможные способы перепробовал, а оно не работает, тогда остаётся одно – прочитать инструкцию. Если перепробовал еще не все – инструкцию можно и не читать. Потому что и так всё понятно.

Точно так же и художественная литература имеет чисто утилитарное назначение, как инструкция. Например, если вам предстоит с художниками пообщаться, почитайте книжку про художников. Тогда вы про художников будете знать если не всё, то очень многое. Например то, что художника каждый может обидеть. Наоборот редко кому удаётся.

Хотя у каждого второго художника вполне себе дружелюбный и интуитивно понятный интерфейс. Как мне кажется. Но каждый, кто может обидеть художника, лучше бы этого не делал, потому что лучше сначала прочитать книжку, а потом уже это делать со знанием дела. Правда так редко кто вообще делает.

***

– Мы надрали ему задницу! Вот он идёт.

– Надрали! Что вы там сидите то? В ваших же интересах идти ко мне на встречу!

В курилке становилось жарко. В смысле температуры беседы. Весёлые ребята умудрились в кратчайшие сроки испортить отношения со Змеем Горынычем. Змеем Горынычем сегодня Кардинал обернулся. Или Бенедикт. Я всё время их путаю. Впрочем, они и сами себя не различают.

– А как тебе наша новая хохмочка? – Третий был явно доволен, что он не Второй. Вторым был на сегодня назначен кто-то извне. Только вот кто? Сетка наша, по крайней мере, в этом ее сегменте, никак не была завязана с внешним миром. Вирусных атак или взломов тоже давненько не было, впрочем, их не было никогда.

Очень уж плотно нас опекают. Те, кому положено. Это могло означать только одно. Система сама, каким-то странным образом находила лазейки. Подпитывалась через что-то. Через кого-то, вернее, через чего-то самообучалась, и передавала неведомым нам образом информацию. Большие такие куски.

Она как бы знала, что происходит других сегментах сети, знала и молчала. Но не ощутить наличие этого знания, этой взаимосвязи было уже просто невозможно. Хотя ни один битик не смог бы пролезть через шлюзы, ни одна пересылка не проходила, не подвергнувшись самому пристальному анализу и тестированию. Ничего лишнего. Ничего личного.

***

Потребность выработать новый язык, который смог бы отразить тот безгранично более широкий мир, которому мы принадлежим и в котором существуем, не подозревая об этом, поскольку воспринимаем лишь реальный, окружающий нас мир, который на деле не более, чем оболочка, кожа, скрывающая

сложный организм.

Или не смог бы. Потому что и реальный-то мир непознаваем. И старый язык постепенно утрачивается, чего уж про новый-то говорить. Он потихонечку дрейфует к сленгу, от которого через некоторое время остаются лишь немногочисленные детали, более-менее удачно встроившиеся в структуру культурного языка.

И кто, интересно на этом языке будет говорить? И о чем? Интересно, насколько должна болезненно измениться человеческая сущность, чтобы перестать ощущать потребность общения на уровне душевной интимности? И как должна быть пуста и одинока такая особь…

Вот был такой писатель Марсель Пруст. Полагаю, что он попытался говорить на этом новом языке. Но его же никто и не понял. И было бы удивительно, если бы было наоборот.

***

Вот как Вы понимаете синергию? Я лично понимаю её, как то, что целое больше суммы частей. Как бы как переход количества в качество. Это когда сумма частей может не только то, чего задумывалось создателем, но и нечто такое, о чем ему и в голову не приходило. Такая штука иногда получалась, когда я работал конструктором, это, правда, было очень давно, но воспоминания самые светлые.

Проектируешь себе, значит это, машинку, проектируешь, потом отдаёшь комплект чертежей в изготовление, машинку собирают, и вот тут то и начинается самое интересное. Оказывается, машинка получилась совершенно не такая, как оно было задумано и исполнено.

Нет, то, что ей было положено по техзаданию, она выполняет, и выполняет неплохо, всё-таки конструктором то я был вполне себе ничего, а вот то что эта машинка может еще и такое, чего ни в каком техзадании даже и представить себе не могли, вот это становится очевидно не сразу, а только после тщательного изучения возможностей машинки, как если, к примеру, проектируешь нож для открывания консервных банок, а получается автомат Калашникова.

У нас ведь, что ни проектируй, всё равно получается автомат Калашникова. Автоматом Калашникова консервы, вообще-то тоже открывать неплохо получается, если кто понимает.

Так и с нашей конторой. Проектировали одно, а получился автомат Калашникова. Тут я это, конечно, фигурально, никакой наша контора не автомат, но вполне себе надёжное и грозное оружие. Автомату Калашникова ни в чем не уступит, если оно вдруг понадобится.

Я это к чему написал? Неужели мы сейчас пойдём врагов косить направо и налево?

Налево мы, конечно, пойти можем, но косить никого не будем, не дождётесь. Наоборот, мы изо всех сил делам так, чтобы никого косить и не пришлось. И не хотелось. Вот Света, к примеру, вчера всё-таки осуществила свою давнюю задумку. Она всё-таки заставила мышек этого долговязого биофизика из 315 бегать по кругу и пищать азбукой Морзе.

Правда, ни она, ни он азбуки Морзе не знают, кроме титити-татата-титити, но это-то все знают. Это СОС. Так вот, биофизик этот СОС долго еще будет издавать, потому что он покрылся пятнами, изошел пузырями, и стал головкой подёргивать. Прямо так и подёргивает титити-татата-титити. И идёт ко дну.