Текст ухватил себя за хвост
Шрифт:
В тренинге нет времени подумать, понять, что рассказы тренера – набор банальностей, неприменимых к жизни и череда странных передергиваний, когда из тривиальных утверждений следует вроде бы логичный, но совершенно некорректный вывод.
Это как бубен во время камлания. Этому всю жизнь учиться надо, с младенческого возраста – чтобы сознательно уметь вгонять толпу в транс. Тогда, когда надо.
Или с даром родиться. Дар – он многое может и без знаний. И знания могут многое без дара. А вот когда совпадает. А вот когда совпадает, человек начинает думать, что поймал бога за бороду. И чудит.
Еще
При этом особенно важно укреплять эмоциональную устойчивость путем воспитания у людей высоконравственных моральных, религиозных, общественных стереотипов, что способствует созданию в мозге человека устойчивых структур, не поддающихся внешним энергоинформационным воздействиям.
И тут вошла Прасковья. Потому что когда то же должна была войти Прасковья. Вот она и вошла. Зачем она вошла, я, правда, еще не придумал, но сейчас придумаю. Вот вы думаете, что уже знаете, зачем вошла Прасковья. Конечно для секса. Или для любовных утех. Потому что, какой же это роман без любовных утех.
А современный андеграундный роман, тем более фантастический никак не может обойтись без жесткого секса, без постельных сцен, без всяких там извращений. Эк куда меня понесло. Беги, Прасковья, со всех ног беги, пока не поздно, а то, как подумаешь, так сразу жалко становится.
Мне Прасковью всегда жалко. Тем более она девушка современная, прагматичная, образованная, даром, что Прасковья. Ладно, оставим пока Прасковью в покое, тем более, что она совсем и не испугалась, да и никакого секса с извращениями пока не предвидится, с другими персонажами надо разобраться, а то у них проблем полон рот, а я тут со своей Прасковьей лезу.
Никуда она, то есть Прасковья, не денется, потому что уже поздно, уже началось. Вчера началось, в три часа пополудни.
Вспышка слева. Все бросаются на землю ногами налево, накрываются белой простыней и тихонько ползут… ползут, в общем. Это вовсе не сон, это вполне зафиксированная рефлексия, оставшаяся от игры в войнушку. Слава богу, повоевать довелось не всем, а по взрослому – так и вовсе некоторым. Не приведи Господь.
Тем более, не приведи Господь, войнушку со вспышками. Когда расплавленный металл с дула автомата капает на казённые сапоги. Потому что тогда это конец. Всему. Потому что мы мирные люди. Потому что тогда уже никакой бронепоезд никогда больше не понадобится. Даже тот, который по диким степям Забайкалья.
Собственно, великий и тайный смысл существования нашей конторы в том и заключается, видимо, чтобы никакой бронепоезд никогда не понадобился. Даже тот, который по диким степям Забайкалья. Но об этом никто никогда не говорит. Потому что никто никогда не спрашивает.
– А чего они? – у молодого сталевара захолонуло под ребром, – чего они могут-то, маленькие, глупые и злобные, которые родились позже меня? Я больше
Я-то вот ведь чего подумал – откуда сталевар то взялся? И зачем? Ведь не про сталеваров роман, хотя сталеваров-то я очень и очень неплохо знаю. Дружен. Довелось поработать со сталеварами, но тут, в тексте сталевар выскочил, как чертик из табакерки, придется теперь его вписывать, пристраивать.
Вот только суровых челябинских мужиков мне тут не хватало. Со всеми их суровыми челябинскими приколами. Я вообще-то Челябинск неплохо знаю, и люблю. И сталеваров люблю. Не в смысле люблю, ну вы всё правильно поняли.
Хорошо с ними. Бесхитростно. Комфортно. Особенно водку пить. Вы когда-нибудь пили водку со сталеварами? Я тоже не пил ни разу. Хотя и работал с ними бок о бок и рука об руку пять долгих лет. Где, где? – в Ревде.
В Ревде тоже есть сталевары. Но не челябинские. Челябинские им и в подмётки не годятся. В Ревде сталевары молдаванские. Или молдавские, но это не важно. Нет, нет, и местные, доморощенные, так сказать, сталевары тоже есть, но есть и молдаванские. Или молдавские.
Их один олигарх местного разлива завез. Как будто своих мало. Вот вы подумали, что он их для развода завез. Неправильно подумали. Не развел он их. Это наоборот, его развели в итоге. Не, не сталевары – банкиры развели, так что пришлось ему в Лондон валить.
Он как в Форбс попал, так сразу пришлось в Лондон валить. А сталевары остались. И молдаванские остались и местные остались. Не, не на бобах остались, в Ревде остались. Где, где? – опять спросите вы, и я опять радостно отвечу – в Ревде!
А наш молодой сталевар, пусть будет челябинским суровым молодым сталеваром, я правда, еще и понятия не имею, зачем он тут понадобился, но раз выскочил, как чертик из табакерки, пусть будет. У нас тут, как я себе понимаю, еще много кто повыскакивает.
– Макс, ты чего? – Светка выпорхнула из душа, розовая и радостная.
– А чего они? Познакомился я тут, пока тебя ждал, с двумя клоунами.
– А, с этими, которые бурбон… – не бери в голову, это местная, так сказать, достопримечательность. Они в общем безобидные, даже забавные.
– Понтов то сколько. Ты, говорят, не понимаешь, куда лезешь.
– Правильно же говорят, – Светка потерлась, мурлыкая, о мускулистое плечо и разлила кофе, – что ты вообще про меня понимаешь?
– А чего про тебя понимать? Тебя любить надо. Ну и понимать тоже, конечно.
– Ладно, ладно. Шопинг, шопинг, потом культурная программа. Я поведу тебя в музей!
– Оно мне надо?
– Надо, надо, и не спорь со мной никогда. И глупостей не спрашивай.
Трыньк – блямкнула бляшечка. Никакой видимой причины трынькать у бляшечки не было. Невидимой тоже. По крайней мере, известной физической. Человечеству известной. На настоящий момент развития. Никто за стенкой с магнитом не баловался, никакой грузовик мимо не проезжал.