Телефон Господень (сборник)

Иевлев Павел Сергеевич

Впрочем, это была присказка. Сказки же впереди.

Саныч и переправа

Эта история короткая и, может быть, не слишком интересная. Никаких особенных приключений в ней нет. Однако она совершенно необходима для понимания дальнейших сюжетов, ибо ярчайшим образом иллюстрирует modus operandi Саныча и его отношение к миру.

В одной из первых наших совместных экспедиций в те места, куда некий Макар не гонял своих телят (кстати, зачем вообще куда-то гонять телят? Никогда не понимал этого момента…), по ходу действия возникла необходимость форсирования водной преграды. То есть надо было попросту переплыть озеро. В рамках этого повествования не важно, где было озеро и какого черта мы забыли на другом берегу, отмечу лишь, что это был отнюдь не Байкал – ширина водоема, пожалуй, не

дотягивала и до пятидесяти метров. Стояла теплая летняя ночь, вода мягко серебрилась в свете полной луны, снаряжение было увязано в пакеты и переправлено на другой берег… Остался только Саныч, который отчего-то не спешил лезть в воду.

И вот, перетащив последнюю порцию вещей, я выгрузил их на берег и обернулся, чтобы поторопить Саныча… Прекрасно освещенный яркой луной берег был пуст. На блестящем зеркале воды тоже никаких Санычей не наблюдалось. Мне моментально припомнились все страшилки, рассказанные аборигенами про это озеро – и про древний монастырь, над которым это озеро образовалось, и про бездонность его, и про злобного водяного, и даже про призраки невинно убиенных монахов, кои выходят на берег в лунную ночь, когда в свете полной луны над водами озера поднимаются призрачные стены разрушенного храма… Вот вам, наверное, смешно, а я таки изрядно струхнул: поди ж ты – был человек, и исчез моментально. Нет, в принципе, пока я плыл, Саныч мог бы резвой рысью добежать до леса и скрыться среди дерев, но его одежда была увязана для переправы среди прочих вещей, и картина абсолютно голого Саныча, скачущего по ночному лесу в романтическом лунном свете тоже никак не могла порадовать. Ибо в здравом уме трясти мудями среди бурелома и комаров – это даже для Саныча чересчур.

И тут в полной тишине над водой поднялась рука! Поднялась – и исчезла… тут до меня дошло, что Саныч вовсе не убежал в приступе безумия в лес, пугать голым задом медведей, а попросту тихо тонет посередь водоема. Я, бросив вещи, рванул обратно, шо твой глиссер…

Кончилось все хорошо – полуутопший Саныч был извлечен из озера и переправлен на моих плечах, призраки монахов так и не объявились, и даже комары нас покусали не сильно. Фокус же был в том, что Саныч абсолютно не умел плавать. Ну то есть совсем. Однако ему было проще утонуть, чем в этом признаться – как, такой весь крутой экстремал, и чего-то не умеет? И он, что характерно, кинулся в воду и молча пошел ко дну – не позвав на помощь и даже не булькнув не прощание. В этом он весь.

Человек, придумавший слоган «имидж – ничто» явно никогда не встречал Саныча…

Сказка вторая – «Саныч и Лук»

Они встретились случайно. Вдали от дома, в городе Москва, их свела судьба и поразила стрела амура. Это была любовь с первого взгляда, непредсказуемая и неотвратимая, как открытый канализационный люк безлунной ночью…

Мы с Санычем шлялись по Москве без определенной цели, и, кажется, с похмелья. Мы тогда частенько бывали с похмелья, особенно в Москве – здоровье было молодое, машины еще ни у кого не было – отчего ж и не выпить от полноты чувств? Тем более, что именно тогда был провернута коммерческая операция «динамики» – опасная и полукриминальная афера, принесшая нам, однако, немало денег. Впрочем, в начале 90-х всякий бизнес был опасен и не вполне законен, так что тут мы не слишком выделялись на общем фоне. В общем, время у нас было, деньги тоже – и мы развеивали похмелье пивом и прогулкой, пока не наткнулись на магазин, торгующий снаряжением.

Надо сказать, что мы тогда активно проводили досуг – надписи типа «Проход запрещен», «Запретная зона», «Не влезай – убьет» читались для нас однозначным образом: «Вам – сюда». Разве ж можно спокойно жить, не зная, почему запрещен проход, зачем запретна эта зона и кто, собственно, убьет? Во всевозможных аномальных зонах, заброшенных полигонах и замурованных подземельях нам было как медом намазано. Похоже, наши ангелы-хранители были идеальными собутыльниками – стоило нам встретиться с Санычем, как они, радостно потирая крылья, отправлялись за бутылкой, оставляя нас без своего попечения. Так что тот спасительный внутренний голос, который говорит человеку: «Куда ты, мудак, лезешь? Тебе что, придурок, жить надоело?» – в нашем случае молчал. Однако история эта не о том. История эта – о любви. Просто хотел пояснить, почему мы не пропускали ни одного магазина, торгующего туристскими прибамбасами. Однако на сей раз за порогом этой торговой точки Саныча ждала Любовь. Она скромно притаилась в углу, между камуфляжными трусами и свертками

спальников. Она нежно отсвечивала стройными изгибами изящной фигуры. Она была прекрасна. И она была – Лук.

Почему-то, слово «лук» в русском языке однозначно мужского рода. Женский род будет разве что «луковица», что, скажем прямо, пошло и оскорбительно. Но этот Лук был однозначно дамой – стройной, подтянутой, нежно-золотистого цвета, и невыносимо прекрасной. Саныч был сражен – глаза его загорелись и руки задрожали. Я понял, что это мандец – без лука мы отсюда не уйдем. Робкие возражения типа: «Нахер он нам сдался?» не были услышаны в принципе… Спортивно-охотничий, в рост человека лук, снабженный синтетической тетивой и титановыми стрелами, стоил как чугунный мост, но это уже было неважно. Любовь требует жертв. Лук был куплен.

Следующую неделю Саныч кудахтал над луком, как курица над любимым яйцом – натягивал и снимал тетиву, принимал героические позы, шил колчан и чехол и рассуждал о том, что английские лучники в битве при Азенкуре пробивали рыцаря в доспехах с трехсот шагов. Робкие намеки на то, что вероятность встречи с рыцарем в нашем случае пренебрежимо мала, что в Азенкуре нам делать нефиг, а также тот факт, что с трехсот шагов Саныч не попадет даже в стену сарая, сидя внутри оного, в расчет не принимались. Любовь, как известно, зла.

Лук, надо сказать, крайне непрактичная и неудобная вещь. Таскать с собой почти двухметровую деревяшку, которая при этом требует такого нежного обращения, будто она хрустальная – сомнительное удовольствие. На плечо его не повесишь – будет волочиться по земле, к рюкзаку не привяжешь – не влезть в транспорт. В лесу он цепляется за ветки, в поле боится дождя, а в городе вызывает нездоровый интерес милиции. Не знаю, как там выкручивались в 1415 году при Азенкуре, а я все проклял уже в первой экспедиции. Однако, о том, чтобы отправиться без Лука Саныч и слышать не хотел – «с любимыми не расставайтесь». Он гордо пер на себе эту оглоблю, спал с ней в обнимку и чувствовал себя настоящим робингудом. Полноте счастья мешал только один маленький факт – Саныч абсолютно не умел из него стрелять.

Умение стрельбы из лука не относится к элементарным навыкам человека, вроде ходьбы и посещения туалета. Строго говоря, сейчас стрелять из лука вообще мало кто умеет. Те же пресловутые английские лучники учились своему искусству годами, и далеко не все достигали совершенства. Однако в теории все выглядит несложно: наложил стрелу, натянул тетиву, прицелился – и оппаньки, враг повержен. Саныч почему-то был твердо уверен, что у него непременно получится.

Испытание супероружия было произведено во время экспедиции в Каменную Степь. Первой жертвой нашего отважного робингуда стал старый сарай. Он, очевидно, был недостаточно почтителен к благородному лучнику, нагло встав у него на пути, что, безусловно, являлось смертельным оскорблением, каковое могло быть смыто только кровью. Надо отдать Санычу должное – метров с тридцати он попадал в сарай как минимум каждой третьей стрелой. Если бы мы подверглись нападению стада сараев, им, безусловно, нелегко было бы нас одолеть. Думаю, разбитые наголову строения поспешили бы обратиться в паническое бегство, устрашенные меткостью нашего лучника. Единственное, что дало бы им шанс – ограниченный запас стрел, тающий на глазах. Часть метательных снарядов (от которых сарай, видимо, ловко увернулся), улетела в белый свет и пропала в густой траве, часть застряла в деревянных стенах и не желала оттуда вылезать, а часть была безнадежно повреждена при попадании в кованую железную полосу на воротах. В отличие от рыцарских доспехов, пошлая железяка не желала простреливаться навылет…

Сарай был повержен, а Саныч сказал, что впредь не собирается тратить стрелы на столь неблагородную цель. Тем более, что первая кровь была пролита, причем отнюдь не сараем. Видимо, Саныч недостаточно тщательно изучал историю английского лука, поскольку напрочь забыл про такую вещь, как наруч. (Это защитная пластина, которая привязывается с внутренней стороны предплечья левой руки, и защищает от ударов тетивы). Надо сказать, что тетива большого лука, хлопнув по руке, доставляет примерно столько же удовольствия, сколько полноценный удар железной арматуриной. Поэтому, после победоносного сражения с сараем рука Саныча представляла собой кровавую рану, преходящую во впечатляющий лиловый кровоподтек. Естественно, такая мелочь не могла охладить чувств Саныча к Луку – так полученная пощечина не разрушит безнадежной любви к Прекрасной Даме. Однако впредь было решено дождаться более подходящих мишеней, а мелкое хамство всяких сараев презрительно игнорировать. И достойная мишень не заставила себя ждать…