Телесные повреждения
Шрифт:
Чтоб собрать материал, она облазила все «Макдональды» и «Кентукки Фрайд Чикенс» в недрах даунтауна, исправно все пробуя. «Мой спутник взял яйца Мак Маффи, которые оказались слегка сопливыми, а мои булочки — совсем черствыми».
Ренни мусолит иноземные овощи, оглядывая зал. Кроме нее обедает только один мужчина, он сидит в дальнем конце комнаты, читая газету. Перед ним блюдо, на которое наложено нечто напоминающее взбитое лаймовое желе. Подцепила бы она его, если бы это была прачечная? Он переворачивает страницу, дарит ей полуулыбку соучастника, и Ренни смотрит
Их глаза встретились, лишь на миг. Она не удивлена, когда он откладывает газету, встает и направляется к ее столу.
— Довольно глупо сидеть в разных концах столовой, — говорит он. — По-моему, здесь никого, кроме нас, нет. Что если я к вам присоединюсь?
Ренни ничего не отвечает. У нее совсем нет желания его подцепить. На самом деле она никогда не знакомилась с мужчинами в прачечных-автоматах. Только делала вид, а потом объясняла, что просто выполняет задание. Этим она всегда может отговориться при необходимости. В то же время нет нужды быть невежливой.
Он идет на кухню и просит еще чашку кофе. Одна из официанток приносит ее. Она так же приносит блюдо зеленой субстанции для Ренни, а затем, вместо того, чтобы возвратиться на кухню, садится на освободившееся после мужчины место и приканчивает его десерт, злобно пожирая его глазами по ходу дела. Мужчина сидит к ней спиной и ничего не видит.
— На вашем месте я не стал бы это есть, — говорит он.
Ренни смеется и смотрит на него более внимательно. До операции они с Иокастой любили играть в одну игру на улицах и в ресторанах. Выбери мужчину, любого, и найди в нем примечательные черты. Брови? Нос? Тело? Если бы он попал тебе в руки, как бы ты его обработала? Стрижка ежиком, мокрый костюм? Это была жестокая игра, и Ренни это понимала. Иокаста, почему-то, нет. Послушай, говорила она, ты же делаешь им одолжение.
Ренни думает, что этот человек не позволил бы себя обработать. С одной стороны, он для этого слишком стар: уже вышел из возраста глупых забав. Ренни решает, что ему не меньше сорока. Грубый загар, вокруг глаз глубокие белые морщины. Небольшие усы и волосы пост-хипповой длины, по мочку уха спереди, по воротник сзади, слегка неровные, как будто он сам подстригался кухонными ножницами. Одет он в шорты и желтую майку, на которой ничего не написано. Она любила когда-то майки с надписями, когда они только появились, но теперь она считает их убогими.
Ренни представляется и ненавязчиво замечает, что она журналистка. Она любит начинать с этого, прежде чем ее примут за секретаршу. Мужчина говорит, что его зовут Поль и что он из Айовы. «Изначально», — говорит он, подразумевая, что путешествует. Он не живет в отеле, только ест здесь. Это одно из лучших мест.
— Если это лучшее, то что же худшее? — удивляется Ренни, и они оба смеются.
Ренни спрашивает, где его дом. Это нормальный ход, поскольку Ренни уже для себя решила, что съемом и не пахнет. Поместим это под рубрику «Попытка человеческого общения». Ему просто хочется с кем-нибудь поболтать. Он убивает время. Что приятно,
— Дом? — говорит Поль. — Вы имеете в виду, где я оставил свое сердце?
— Это был слишком личный вопрос? — спрашивает Ренни. Она начинает есть десерт, который оказывается приготовленным из подслащенного мела.
Поль усмехается.
— Большую часть времени я живу на судне, — говорит он. — Там, на Святой Агате. Там бухта лучше. Я здесь всего на пару дней по делам.
Ренни чувствует, что от нее ждут, что она спросит по каким делам, поэтому она не спрашивает. Она решает, что с ним будет скучно. Она встречала таких мужчин и раньше, и единственное о чем они могли говорить, так это их лодки. Суда вызывали у нее морскую болезнь.
— Какое судно? — спрашивает она.
— Вполне быстроходное. На самом деле у меня их четыре, — говорит он, глядя на нее. Теперь ей полагается быть заинтригованной.
— Полагаю, это означает, что вы жутко богаты, — говорит она.
На этот раз он смеется.
— Я сдаю их напрокат, — поясняет он. — Сейчас они все в море. В некотором смысле это геморрой. Я не люблю туристов. Они всегда жалуются на еду и слишком задирают нос.
Ренни, которая тоже туристка, пропускает это замечание мимо ушей.
— Как вы их приобрели? — спрашивает она.
— Здесь можно купить лодку по дешевке. Например, у того кому опротивело море, или у маклеров на пенсии, или у владельцев с которыми случился сердечный приступ и они решили, что слишком много возни карабкаться по снастям. Конечно есть и настоящее пиратство с собственностью.
Ренни не хочет, чтобы он порадовался ее невежеству, но он ей улыбается, собирая загар морщинками вокруг глаз, он хочет, чтобы она спросила, она сдается и спрашивает.
— Люди крадут собственные суда, — говорит он. — Получают страховку, а потом их продают.
— Но вы же никогда этого не сделаете, — говорит Ренни. Она заинтересовалась. Ни золотых серег, ни деревянной ноги, ни крюка на руке, ни попугая. И все-таки что-то есть. Она смотрит на его руки, с квадратными пальцами, рабочие руки, руки плотника, спокойно лежащие на скатерти.
— Нет, — говорит он. — Я никогда этого не сделаю.
Он слегка улыбается, глаза у него светло-голубые, и она кое-что в нем понимает, его намеренную обезличенность. Он делает то же, что и она, уходит в тень, и сейчас ей становиться по-настоящему любопытно.
— У вас есть работа? — спрашивает она.
— Когда имеешь четыре судна, то здесь работа особо не нужна, — говорит он. — Я достаточно получаю с найма. Раньше работал. Был агрономом в Департаменте сельского хозяйства США. Они послали меня сюда советником. Предполагалось, что я расскажу аборигенам, что они тут еще могут выращивать, кроме бананов. Я пробивал красную фасоль. Ловушка в том, что на самом деле никто не хочет, чтобы они выращивали что-нибудь еще, кроме бананов. Но меня никуда больше не пошлют, так что я вроде в отставке.