Тэлкот Обновленная любовь

Тэлкот Дианна

Он выглядел сильным и ловким мужчиной, у которого все спорится в руках и которому все по плечу.

И при этом был вызывающе красив.

Клетчатая фланелевая рубашка обтягивала широкий квадрат спины и плечи. Кожаный ремень, продетый через петли пояса джинсов, притягивал внимание к узким ягодицам. Он был похож скорее на лесоруба с дальней заимки, выбравшегося из леса, чтобы сделать заготовки на зиму. Мускулы, так и танцевавшие на теле от каждого его движения, неоднозначно намекали, что уж их-то владелец точно знает, что делать с женщиной

во время долгих и холодных зимних ночей.

Он согреет ее. И доставит немало радости в постели.

Ветерок коснулся обнаженных рук Кэтрин. Она задрожала. Было ли это реакцией на холод или на возмутительные мысли, мелькнувшие в мозгу, она и сама не знала.

Таннер ее не видел и, слава Всевышнему, не заметил ее реакции.

Она уже хотела кашлянуть, чтобы дать знать о своем присутствии, как ее взгляд упал на ярко-красные буквы наклейки на бампере его машины. Она так и застыла, даже не глядя на новехонький спортивный автомобиль, недавно доставленный ему из автосалона. Затем перевела взгляд на свою старушку "импалу" и уже успевшие выцвести голубые буквы ее наклейки.

Кэтрин с самого начала поняла, что у них с Таннером диаметрально противоположные взгляды. Но эта его выходка была настоящим вызовом. И если бы дело не касалось ее сына, который не поймет ее, когда она просто запретит ему общаться с их дражайшим соседом, то она устроила бы сейчас этому красавчику несколько жарких минут. "Господи, за что ты посылаешь мне такие испытания?" расстроенно подумала она.

– "Не ружья убивают людей. Это делают сами люди".
– Она прочла это с такой интонацией, что фраза прозвучала не утвердительно, а со знаком вопроса.

Таннер резко повернулся.

– Привет! Я не слышал, как вы вошли.
– Он закрыл складной охотничий нож и положил его на самую высокую полку.

– Ваша наклейка специально противоречит тому, что приклеено на моей машине?

Он улыбнулся, явно забавляясь.

– Вы заметили.

– Еще бы! Майкл взахлеб рассказывает о вашей удачной охоте.

– Да. Мне и самому понравилось. И олень - просто красавец, правда же? Такое везение не каждый раз бывает. Его хватит на всю зиму.

– Знаете, я совершенно не желаю, чтобы Майкл хоть как-то знакомился с оружием.

– Большинство матерей противятся этому как могут.

– Это гораздо глубже, чем просто материнская тревога за ребенка. Вряд ли вам удастся понять меня.

Он ничего не ответил. Но Кэтрин заметила, как дернулись его губы, а глаза, еще недавно искрившиеся радостью, потускнели.

– Что написано на нашей наклейке? "Нет любому оружию!" Значит, вы примерно представляете мои чувства по этому поводу. И если у кого-то, с кем общается Майкл, в доме имеется оружие, меня это не может не волновать. До тех пор, пока Майкл не подрастет...

Внезапно Кэтрин почувствовала, что говорит что-то не то. Она никогда раньше не использовала свою собственную трагедию как средство воздействия на кого-либо.

Так с чего она решила открыться именно сейчас? Она налепила эту наклейку в приступе ярости - в тот самый горький момент своей жизни, когда увидела счет из госпиталя и поняла, что не в состоянии оплатить его.

– Да и став взрослее, он возьмет в руки ружье лишь под присмотром кого-то ответственного, имеющего на него положительное влияние.

– Мальчикам никогда не рано учиться уважению к оружию.

– Майкл очень привязан к вам, Таннер. В его жизни почти не было мужского влияния. Он буквально готов молиться на вас. Поэтому я не хотела бы, чтобы ваши рассказы об охоте вызвали у него нездоровый интерес...

– Нездоровый?

– Я имела в виду...

– Кажется, я понял, что вы имели в виду, Кэтрин, - мягко перебил он, подходя ближе.

Ей захотелось повернуться и убежать. Но она не позволила нервам сыграть с ней злую шутку и заставила себя довести беседу до конца. Он стоял так близко, что она чувствовала запах его крема после бритья.

– Вы боитесь, что Майклу покажется, что спускать курок так же просто, как стрелять из игрушечного пистолета по банкам?

– Нет. Все гораздо серьезнее. Я хочу, чтобы он понял: это серьезный вид спорта, требующий тренировок, труда и пота.

– И мне вы обучение такому виду спорта не доверили бы?

– Нет, не доверила бы.

– Почему же?

– Потому...
– Кэтрин хотелось так откровенно охарактеризовать этого типа, но она все же не решилась сказать ему все это в лицо.
– Потому что я без конца бы волновалась, что сын подвергает себя ненужному риску. Чтобы его похвалили. Чтобы самоутвердиться.

– Все дети постоянно рискуют. С того самого момента, как сделали свой первый шаг. Вы это знаете лучше, чем многие, потому что наблюдаете это каждый божий день.

– Это совсем другое.

– Ой ли?

– Я боюсь, что Майкл может пострадать. В глазах Таннера мелькнула какая-то догадка, он не торопясь поднял с пола сложенную шкуру. Слегка раскачав, он швырнул ее через весь гараж в тачку с мусором. Когда он снова повернулся к ней, лицо его выражало лишь вежливое внимание.

Он мог бы высказать ей все, что успел передумать о ценности жизни за последние несколько лет. Пустых лет. Но то были глубоко личные мысли, выстраданные им. Такие, что обычно прячут в самых дальних тайниках души.

– Я бы не допустил подобного, Кэтрин.
– Он проговорил это мягко и ровно. Больше всего он боялся, что если произнесет имя Майкла, то голос дрогнет и выдаст его боль.

– Но ведь несчастные случаи невозможно предугадать и тем более предотвратить, Таннер.
– Она повернулась и по-, шла к себе в дом.

Слава Богу, что она не видела его лица в этот момент. Мука в глазах и судорожно подергивающаяся щека изумили бы ее. Он молча смотрел ей вслед. Но кто бы знал, как кровоточит его израненная душа.