Tell yourself
Шрифт:
— Вы в порядке господин Ши… — Урахара отвлёкся от своей работы.
Улькиорра всадил нож в коробку.
Урахара пристально смотрел на это.
Улькиорра поднялся, ничего не сказав, и подошёл к раковине, чтобы промыть руку. Кровотечение кончилось так же быстро, как и началось, но порез остался. Если бы это случилось пять лет назад, такой неглубокий порез немедленно бы затянулся.
Сейчас он был больше
Он был больше человеком, но не мог подарить женщине ребёнка.
Он без каких-либо затруднений, даже не думая, давал ей всё, что она просила. Это была практически рутина. Он мог заниматься этим хоть во сне. Тогда почему бесчисленное множество других беспечных людей, которые даже не хотели заводить детей, залетали, а Орихиме, мечтавшая о маленьких ручках и ножках, нет?
Улькиорра вернулся в подсобку. Урахара смотрел, как он вытащил канцелярский нож из ни в чём неповинной коробке.
— Всё в порядке?
— Да, — сказал он. — Просто царапина.
Сейчас он был ближе всего ко лжи.
***
Когда двое людей в тесном пространстве страдали, было тяжело не наткнуться на свежие кровоточащие раны друг друга. Когда людям приходилась смотреть друг на друга каждый день, вместе есть, делить постель, не было смысла в том, чтобы скрывать боль. Улькиорра и Орихиме усвоили этот урок в первые деньки отношений, и, возможно, в момент юношеской наивности они пообещали, что такого больше не повторится.
Но странная и непонятная особенность жизни заключалась в том, что проблемы возвращались снова и снова.
***
У неё начались месячные.
Улькиорра увидел, как она плачет в ванной. Она взглянула на него, и это был самый странный взгляд: в нём читались извинение, смущение и наичистейшее разочарование.
— Мне жаль, — сказала она. Она не могла остановиться. Боль уже нельзя было избегать. — Была задержка, и я подумала, что… в этот раз точно…
Улькиорра, опёршись одной рукой о дверную раму, пристально смотрел на неё, на слёзы, льющиеся по её носу и капающие с оглушительным шумом на пол.
— Ясно.
Вся его человечность была погребена под песками Уэко Мундо.
***
Они прекратили пытаться.
Орихиме сделала глубокий глоток чая, который Татсуки заварила для неё. Они сидели в гостиной Татсуки, наслаждаясь одним из тех редких деньков, когда у них обеих было время на поход в гости. Орихиме практически ничего не говорила. Татсуки отказалась совать нос не в свои дела. Она знала, что если что-то и случилось, это было связано с Улькиоррой, потому что, когда она в последний раз видела его в городе Каракура, было в нём что-то от старого себя. Татсуки сдержала тогда свои приветствия, побоявшись, что он взглянет на неё, как раньше. Как на мусор.
Орихиме
— Наверное, — наконец сказала она, — наш брак разваливается, — её нижняя губа затряслась. — И это моя вина.
Татсуки ничего не говорила, предлагая ей продолжать.
— Я заставила его зайти так далеко. Я знала, что ему тяжело переносить эту тему с ребёнком, но я не могла заткнуться. Я не могла просто сказать ему забыть, забыть обо всём, что всё это не важно.
— Но это важно для тебя, — сказала Татсуки. Глаза Орихиме застлала пелена слёз. Конечно, это было важно. Если бы это не было важно, то и проблем не было бы.
— Что мне делать? — прошептала она — У меня такое ощущение, что я потеряла его.
— Если бы ты потеряла его, он бы не был с тобой до сих пор, Химе, — Татсуки потянулась вперёд и положила свои руки поверх Орихиме. — Если бы он был потерян, он бы уже ушёл. Спроси себя, почему он до сих пор не ушёл.
— Потому что мы женаты? — Орихиме несчастно икнула.
— И почему вы женаты?
— Потому что мы любим друг друга.
— Правильно, — сказала Татсуки, сжимая руки Орихиме. — Поэтому иди домой и скажи ему об этом.
***
Орихиме пошла домой. Она ехала на поезде, глаза жгло; затем она сошла с поезда и прошла пешком остаток пути, таща за собой свою решимость. Она открыла входную дверь, даже не оповестив о своём возвращении.
Улькиорра стоял в гостиной, здесь, но как будто и нет, словно его тело на автопилоте вышло, чтобы поприветствовать её. Орихиме знала, что надо было сказать. Всё вертелось у неё на языке. Но как только она встретилась взглядом с его зелёными глазами, она неожиданно поняла, что злилась. Эмоции в ней бурлили кипятком. Кастрюля переполнилась, конфорка шипела, пар вздымался и клубился над её благими намерениями.
И она могла только кричать.
— Хватит! — её голос заполонил каждый уголок дома. — Прекрати смотреть на меня так! Я поняла, ясно? Я всё испортила, и мне жаль! — она ринулась к нему, схватила его за футболку и потрясла.
– Мне жаль, но как смеешь ты себя так вести? Что даёт тебе право вот так бросать меня? Как ты смеешь? — её кулак ударил его по плечу. Улькиорра не двигался. — Ты правда думаешь, что если убежишь, то станет лучше? Если злишься на меня, тогда скажи!
Орихиме ударила его снова, в этот раз слабее, и постаралась продолжить говорить, несмотря на всхлипы.
— Пожалуйста! Если думаешь, что я несправедливо поступила, так и скажи. Если тебя что-то не устраивает, то говори. Если тебе больно или ты боишься, или думаешь, что я злюсь на тебя, потому что расстроена, скажи хоть что-то! — она зарылась лицом ему в грудь, желая, чтобы его сердце ответило. — Пожалуйста, поговори со мной, Улькиорра. Мы не должны справляться с этим в одиночку. Всё в порядке. Я знаю, что больно, но мы можем пережить это вместе, пожалуйста… всё будет лучше этого.