Tell yourself
Шрифт:
— Моей чего? — уставился на него Гриммджоу. Улькиорра медленно закрыл глаза. Губы Гриммджоу извились. — Не смотри на меня так, придурок! Если оно не сломано, то тогда почему барахлит?
Улькиорра вернулся к своей работе. Последнее, кем он ожидал стать под руководством Киске Урахары, — это хирургом, но вот он стоял здесь и как ни в чём не бывало исследовал человеческое тело. Было проще от того, что он сам сделал этот гигай четыре года назад; его заказала семья Куросаки, когда они поняли, что Гриммджоу не шутил, говоря, что останется с ними, пока Куросаки Ичиго не вернётся из Сообщества
— Когда ты говоришь «барахлит», что ты имеешь в виду? — спросил Улькиорра. Если Гриммджоу собирается и дальше настаивать на своём, он хотя бы дознается до причины.
— Я же уже сказал. Иногда сердце бьётся не так, как должно.
— Учащённое сердцебиение, — отметил Улькиорра. — Оно случается от случая к случаю или его вызывает что-то определённое? — Гриммджоу облокотился на один из мониторов, размышляя.
— Да не особо, — наконец произнёс он, — но рядом всегда ошивается сестра Куросаки, когда это происходит. Спроси её. Она скажет, что я ничего не придумываю.
Руки Улькиорры зависли над его работой.
— Куросаки Карин? — Гриммджоу хмыкнул, подтверждая его слова. Над головой Улькиорры, который выглядел на двадцать восемь и был, на удивление, умнее двадцативосьмилетних людей, раздалось то, что его босс назвал бы «эврика!». — Ты проводишь с ней много времени, — это был не вопрос. Он слышал об этом. Ученики из старшей школы Каракура, приходившие в магазин за конфетами, перешёптывались о синеволосом бандите, который ждал у ворот Карин. Йоруичи как-то сказала, что видела, как Карин воспользовалась дырой в теле Гриммджоу, чтобы забить гол. Юзу Куросаки жаловалась, что учителя думали, будто Карин, как и Ичиго, связалась с бандитами и ступила на путь преступности. Улькиорра хорошенько обдумал, как бы задать следующий вопрос. — Примерно какую часть времени, проведённого с ней, ты бы описал как весёлую или приносящую удовольствие?
— Чё за хрень ты несёшь? — механическое гудение вклинилось в их разговор, и секунду спустя голос Урахары заполнил анатомический театр.
— Доктор Шиффер! Карин Куросаки пришла, чтобы забрать пациента. Вы закончили?
— Когда он установил внутреннюю сеть оповещения? — Улькиорра нахмурился, посмотрев на потолок.
— Бля, — выругался Гриммджоу. Он подошёл к двери. — Поторопись и почини моё тело. И не смей делать с ним ничего странного.
— Это было бы непрофессионально, — сказал Улькиорра, хотя он не отрицал того, что ему хотелось «нечаянно» оставить в теле хирургическую перчатку. Но он был тем ещё перфекционистом, чтобы саботировать собственную работу.
Не отвлекаясь, он закончил закрывать дыру, затем отошёл в сторону, чтобы полюбоваться кожей, на которой не было швов. Никакого намёка на хирургическое вмешательство. Он снял перчатки, относя их к мусорке; в голове крутились буйные мысли. Учащённое сердцебиение. Да, он сам помнил, как с ним случалось такое. Каждый раз, когда Орихиме улыбалась ему, дотрагивалась до него, делала комплимент и особенно когда ей хотелось провести с ним время; его сердце учащённо билось уже предостаточно раз, чтобы диагностировать
Улькиорра взглянул из-за плеча на лежащий гигай Гриммджоу и почувствовал, как к нему подступило чувство, похожее на жалость.
***
Гриммджоу никогда не нравились первые полчаса после вхождения в гигай. Как надевать новую одежду. Он ёжился и чесался, пытаясь привыкнуть к нахождению под нежной человеческой кожей, и любую странность, испытываемых ощущений он автоматически списывал на работу Улькиорры. Он не доверял этому парню. Насколько он знал, гигай мог взорваться.
В паре шагов впереди него вяло тащилась Карин Куросаки, одетая в свою школьную форму и сжимавшая руки в кулаки. Сегодня она распустила волосы; шелковистые и чёрные, они шелестели между её лопатками. И выражение её лица было другим. Ресницы потолще, нанесён тональный крем и капелька цвета на губах. Если бы Гриммджоу не только что вошёл в гигай, он бы рискнул спросил, зачем она нанесла макияж.
Он шёл за ней по заученному маршруту к дому семейства Куросаки, всё время чешась, и остановился, только когда Карин остановилась и пнула бетонную стену.
— Оу, — произнесла она. Пару секунд она стояла с поднятой ногой и опущенными плечами, затем развернулась и продолжала путь. Гриммджоу взглянул на стену, проходя мимо неё. В ней не было ничего оскорбительного.
Дома Юзу приготовила ужин: её занятия в кружке шитья заканчивались задолго до конца футбольной тренировки Карин. Она приподняла голову, услышав, как открылась дверь, и просветлела, когда увидела Карин и Гриммджоу.
— Добро пожаловать домой!
Карин неохотно пробубнила «тадайма»*, поднимаясь наверх. Юзу удивлённо взглянула на Гриммджоу, нахмурившись, на что он лишь пожал плечами. Она вздохнула. В последние пару лет Юзу стала ещё больше похожа на человеческую женщину, чьё улыбающееся лицо смотрело на них с гигантского постера в гостиной.
— И что сказал господин Шиффер о Вашем гигае? С ним что-то не так?
— Я ему не доверяю, — сказал Гриммджоу. Он взял кусочек огурца с доски и кинул его в рот.
— Другими словами, всё в порядке, — Юзу оттолкнула его, когда он попытался взять ещё один. — Хватит! Ужин будет готов черед двадцать минут. Почему бы тебе не принести пользу и не пойти узнать, что не так с Сис?
— Она твоя сестра, а не моя, — Гриммджоу завёл руку с другой стороны и взял ещё один ломтик, отпрыгивая в сторону, чтобы по нему не ударили деревянной ложкой.
— Угх! Ты хуже братика Ичи, понятно? — кричала ему в спину Юзу, когда он выходил с кухни.
Он прошёл мимо кабинета, где Иссин Куросаки беседовал с пожилым пациентом, и направился на второй этаж. Пустующая комната Ичиго была отведена для Карин сразу же после его отъезда в Академию Синигами. Его вещи были сложены где-то в другом месте в доме, за исключением номера 15, который раньше свисал с его двери, а теперь Карин поставила его на стол рядом с семейной фотографией, сделанный в день выпускного Ичиго.