Тело черное, белое, красное
Шрифт:
– Кто знает, Алеша… Может быть, именно так должен вести себя белый ангел, когда встречается с… нечистью…
14
Софи Трояновская, полулежа на тахте с чашкой чаю в руках, наблюдала за сестрой, расхаживающей из угла в угол. Леночка, переболевшая воспалением легких, сильно похудела и осунулась за последний месяц. На все еще болезненном лице горел лихорадочный румянец.
– Пф-ф… Что ты мечешься, Элен, я не понимаю? Научись, в конце концов, принимать жизнь такой, какая она есть, и радоваться. Ведь другой у тебя не будет. Подумаешь, "крушение империи"!
– Как ты не понимаешь, Софи?
– Леночка всплеснула руками.
– Ведь в России начинается гражданская война! Русский убивает русского! Это ужасно!
– Ну, дорогуша, во-первых, насчет русских это ты погорячилась.
– Убивают не только русских и не только русские. Некоторых, может, и надобно убить. А во-вторых… Война, как и все пороки, всего лишь страсть. Страсть тела, нервов, мускулов, созданных для напряжения и разряда, для борьбы и отдохновения.
– Она потянулась и зевнула.
Леночка остановилась напротив, с возмущением глядя на сестру:
– Я отказываюсь тебя понимать! Как ты можешь оставаться спокойной, когда все рушится?
– Господи, да что рушится, девочка?
– Софи посмотрела на нее с недоумением.
– Одни мужчины забрали власть у других. Только и всего. Это лишь мужские игры. Но главное… самое главное, что все они просто муж-чи-ны! Можешь не волноваться, нас не обидят. Меня, кстати, папа уже познакомил с Троцким…
– Папа… С Троцким?!
– Глаза Леночки округлились от изумления.
– Ну да. Кстати, его настоящая фамилия Бронштейн. У них почему-то почти у всех фамилии другие. Будто боятся чего. А ты разве не знала, что еще до переворота отец им помогал кое в каких финансовых делах? Думаешь, почему ему поручили проводить, - Софи наморщила лоб, - ин-вен-та-ри-зацию хранилища Государственного Банка?
– Подумаешь, Троцкий… - Леночка с плохо скрываемым интересом взглянула на сестру.
– Ну и какой же он?
– Какой?
– Софи прикрыла глаза и улыбнулась.
– Любопытно все-таки? Если перестанешь бегать по комнате и присядешь, так и быть, расскажу. А то у меня уже голова кружиться начала.
Леночка, покашляв, опустилась на край тахты у ног сестры, которая, приподнявшись, накинула ей на плечи плед.
– Какой… Небольшого роста, сухощавый, чернявый… некрасивый. Кожа лица - желтоватая. Нос… такой клювообразный. Под ним, - она поморщилась, - мерзкие усики. Пронзительные недоразвитые глазки. Всклокоченные нечесаные волосы. И то сказать, дорогуша, когда вождю причесываться, коли революционных дел невпроворот!
– ехидно добавила она.
– Что еще? Тонкие губы. И знаешь, - Софи оживилась, - у него очень развиты лобные кости над висками, и это дает некое подобие зачатка… - рассмеявшись, Софи приложила два пальца к голове, - рогов. Да-да! Все это вместе с козлиной бородкой делает его похожим на… черта. Да, представь, именно на черта! Я это только сейчас поняла!
– Фу!
– Леночка торопливо перекрестилась.
– Все тебя тянет на нечистую силу! То- Распутин, то - Троцкий… Надеюсь, с ним-то у тебя ничего не было?
– она строго посмотрела на сестру и снова закашлялась.
– Не успела еще, - с беззаботным видом махнула рукой Софи.- Недосуг. Но непременно, непременно будет.
– Правда, ну очень похож на черта.
– Прости, Софи, - Леночка возмущенно поднялась с места, - но это уже слишком. Посмотри на себя, в кого ты превращаешься? Ты же…
Звонок в дверь прервал их разговор и заставил переглянуться. Софи быстро поднялась с тахты и выглянула за дверь комнаты.
– Тимофей!
– позвала она старого слугу.
– Просто так не открывай, спроси кто.
Тимофей, кряхтя и ворча что-то себе под нос, отправился к входной двери.
– Женщина какая-то!
– донесся снизу его голос.
– Вас спрашивают. Говорят, Ирина Яковлева.
– Ирэн?!
Сестры торопливо спустились по лестнице. Тимофей открыл дверь. В прихожую, стряхивая снег, в платке и солдатской шинели до пят, из-под которой выглядывали валенки, вошла Ирина. Узнать ее было трудно - неестественно бледное осунувшееся лицо, глаза, прежде необыкновенного изумрудного цвета, стали теперь почти черными, под ними залегли черные круги.
– Ирэн, Господи, откуда ты?
– охнув, бросилась к ней Леночка.
– А где Николай Сергеевич?
Ирина молча развязала платок, сняла шинель, словно не заметив протянутых рук растерявшегося слуги, сама повесила ее на бронзовый крючок вешалки, вытащила ноги из валенок и обессиленно прислонилась к стене.
– Ирочка… миленькая… ты живая!
– Леночка, опустившись на колени, обняла ее за ноги и, прижавшись лицом к разодранному серому платью с бурыми пятнами крови, заплакала.
– Мы ж не знали, что думать… - Она зашлась в кашле, судорожно хватая ртом воздух. Приковылявший Тимофей протянул ей чашку с теплой водой. Сделав несколько глотков, Леночка, все еще сидя на полу, подняла глаза на Ирину:
– Тебе ведь согреться надо…
Не отвечая, Ирина смотрела перед собой отсутствующим взглядом.
– Тимофей! Неси одежду да воду согрей для ванны!
– приказала Софи, до того молча глядевшая на гостью.
– Пойдем, Ирэн.
– Она крепко взяла Ирину за руку и повела в столовую.
Вскоре вернулся Тимофей, держа в руках теплые вязаные носки и платье, впопыхах оставленное Ириной в день поспешного отъезда из дома Трояновских.
– Тимофей, что за умница!
– воскликнула Леночка.
– Ирэн, милая, пойдем - умоешься, переоденешься… А там и чай поспеет.
– Элен, подожди.
– Софи решительно направилась к буфету, открыв дверцу, достала с полки небольшой хрустальный графинчик и, взяв две стопочки, налила в них водки.
– Что ты, Софи… Ирэн не пьет эту гадость… Она шампанское-то… - пробормотала Леночка, наблюдая за действиями сестры.
Софи подошла к Ирине и протянула ей стопку:
– Давай! Пей! За возвращение с того света! И я с тобой выпью.
– Она сделала глоток.
Леночка с изумлением наблюдала, как подруга, не поморщившись, по-мужски, одним глотком выпила водку и молча вернула стопку Софи, которая сразу же подлила еще.
– Лена, пойди глянь, что на кухне. Ей поесть надо, - произнесла Софи тоном, не терпящим возражений.