Тело черное, белое, красное
Шрифт:
Едва успела она сделать несколько глотков, как в дверях появился мордастый мужчина, распространивший вокруг себя волну уверенной хозяйской власти и сразу заполнивший все пространство. Ей даже показалось, что в ресторане стало тесно, а угодливо бросившиеся навстречу метрдотель и оба официанта по мере приближения к гостю съеживались и как будто даже уменьшались в размерах. "Мальцев!" - скорее догадалась, чем узнала Ирина матроса из Бологого. "Неужели один пришел?" Из-за плеча вошедшего выглянула лопоухая рыжая голова с веснушчатым скуластым лицом и настороженно бегающими глазками, мгновенно оглядевшими
"Привел…" - с радостью подумала она, почувствовав легкий озноб, пробежавший по телу.
– Ваши гости, мадам!
– проговорил метрдотель, торопливо забегая вперед и отодвигая стулья. Мальцев, при виде Ирины расплывшийся в улыбке и раскинувший руки, и семенящий за ним Тушкевич, приблизились. Она краем глаза заметила, как взволнованный метрдотель подавал знаки официантам, чтобы немедленно протерли стулья для важных гостей.
– Здравствуйте, товарищи!
– приветливо улыбаясь, с легким акцентом проговорила Ирина, приподнимаясь со своего места… - Зинаида Блюмендорф.
– Товарищ Зинаида!
– неровное, со следами оспин лицо Мальцева светилось восторгом, глаза блестели.
– Ну, я рад!
– протянул он руку Ирине.
"Есть якорь на руке!" - отметила она. Отпали последние сомнения.
– Весьма даже очень рад!
– басил бывший матрос, не выпуская ее ладонь.
– Ай, промашка вышла!
– он повернул голову к Тушкевичу.
– Нутром я чуял, не надо мне было тебя, Санек, с собой брать!
– он зычно рассмеялся.
– Так я могу уйти, Петр Петрович, как прикажете, - приглаживая редкие волосы на голове, угодливо предложил Тушкевич.
– Да брось ты, Санек, шучу я. Не понял, что ли?
– снова рассмеялся Мальцев. Ну, присядем, что ли?
– проговорил он, грузно опускаясь на стул, деревянное сиденье которого буквально за мгновение до того было отполировано расторопной рукой официанта.
– Ты нас, Зинаида, не ругай, что припозднились чуток. Дела делали. Мы - люди государственной важности. Мы в профсоюзах на стыке стоим между партией нашей и беспартийными трудящимися. Трудовые кадры куем и воспитываем.
– Ирина понимающе кивнула.
Недоуменно оглядев пустой стол, Мальцев, стукнув по нему ладонью, повернул голову к стоящим неподалеку официантам и недовольно пробасил, выбрав одного из них:
– Слышь, ты, мордастый! Чего пнем стоишь, инициативу не проявляешь? Не видишь, голодные мы, с работы?
– Петр Петрович!
– вмешалась Ирина.
– Да я уж заказала все на свой вкус, как обещала, - даже водку.
– Ну, а я что говорю? Долго еще ждать-то будем? Селедочку с лучком не забудь!
– пророкотал он вслед официантам, трусцой устремившимся в сторону кухни.
Только сейчас, оказавшись за одним столом с Мальцевым и Тушкевичем, Ирина поняла, для чего ей было нужно высиживать сегодня на собрании, слушая однообразные речи советских товарищей. Пока ее гости опустошали графинчик с водкой и поедали закуску, она непринужденно рассказывала им о проблемах борьбы американского трудового народа, в том числе и чернокожего, за освобождение во всемирном масштабе и насущной необходимости правдивого освещения в газетах жизни трудящихся в первом государстве победившего пролетариата.
Через полчаса Мальцев удовлетворенно откинулся на спинку стула, снисходительно поглядывая
– Вот ты, Зинаида, говоришь, герои, герои… - Мальцев будто вовсе и не слышал, о чем говорила Ирина. Достав папиросу, он легонько постучал ее концом по пачке, шумно продул и с удовольствием закурил.
– А ведь нас, таких героев, - Мальцев закашлялся дымом, а потом вдруг, поднеся ко рту руку с татуировкой, звучно чихнул, - вся страна!
Ирина, доставая блокнот и ручку, не смогла сдержать улыбки, заметив, как круглолицый официант, испуганно косясь на важного гостя, со всех ног бросился к горшку с фикусом и выволок его прочь из зала.
– Петр Петрович, если не возражаете, я буду кое-что записывать для памяти.
– Возражений не имею, - важно согласился он.
– Вы с товарищами своими боевыми когда и где познакомились?
– приготовилась записывать Ирина.
Мальцев, усмехнувшись, повернул голову к Тушкевичу.
– Санек, ты чуток помоложе будешь, память у тебя свежее: мы когда в первый раз познакомились?
– Тушкевич, справившись, наконец, с селедкой, торопливо проглотил последний кусочек и, напряженно соображая, закатил глаза к потолку.
– Чего, Петр Петрович, кажись, с осени семнадцатого, да?
– Молодец, Санек, помнишь!
– похвалил его Мальцев.
– С него самого. Мы, Зинаида, при помощи городовых познакомились.
Ирина удивленно вскинула глаза. Тушкевич, захихикав, радостно закивал и, оглянувшись по сторонам, пояснил:
– Мы тогда с товарищем Серегиным…
– Ну, это тот, который в Париже, - прервав его, пояснил Мальцев.
– …по поручению солдатского комитета помогали сознательному населению по адресочкам ходить и бывших городовых по квартиркам отыскивать. Инициатива такая пролетарская была. Они - бывшие прислужники царизма и буржуазного Временного правительства - попрятались все, вот мы их из их собственных норок-то, в которые они забились, и доставали.
– Он замолк, поглаживая себя по волосам.
– Да-а… Было дело… Мы их и из шкафчиков, и из-под диванчиков… Как крыс… Женки их да дети за ноги нас хватали, не трожь, мол, папку, а мы говорим - для кого папка, а для кого - прислужник царского режима. Одного такого поймали вечерком и в комитет повели, а как раз на этой самой улице, Петр Петрович, - указал он рукой в сторону Мальцева, - вместе с другими революционными матросами, которые сразу на сторону революции перешли, у костра грелся. Говорит нам, куда ведете-то, все одно: одна ему мера высшей революционной защиты - расстрел то есть, чего зря время терять да патроны тратить?
– он с восхищением посмотрел на бывшего матроса. Ирина, внутри которой все сжалось от предчувствия, опустив глаза, открыла портсигар и достала папироску. Заметив неодобрительный взгляд Мальцева, разговорившийся было Тушкевич осекся, пробормотав еле слышно: - Большой костер у них был…