Телохранитель для мессии. Трилогия
Шрифт:
По извилистой лесной дороге довольно быстро мы выбрались на Дрюссельский тракт — о чем нас оповестила надпись, выбитая на тесаном придорожном камне. Нанесенное рядом со знаком об охране тракта изображение стражника наглядно доказывало, что разметчикам нечужды художественные таланты. А обилие накарябанных тут же похабных стишков положительно характеризовало грамотность, как проезжающих, так и местного населения. Движение на большаке, как и предсказывала Кирина, не удивляло оживленностью: за весь день навстречу попался лишь одинокий всадник. Настегивая загнанную хрипящую животину, нарочный (а больше некому) промчался
Раскисшая колея чавкала под сапогами уже довольно долго, а обещанный картой Хмел как сквозь землю провалился.
— Я так и знала, что мы заблудимся, — ныла плетущаяся слева от меня Эона. Из-под капюшона ее плаща то и дело раздавалось чиханье вперемешку со шмыганьем. — Наверняка не там свернули, а все ты: поди, карту неправильно срисовала — только всю спину мне зазря исцарапала да рубашку той вонючей дрянью перепачкала. Говорила я, с Кириной надо было идти, пока погодилось, а не презирать знаки божьи...
Критические дни получили свое название не за просто так. В этот напряженный период месяца всегда тянет указать окружающим на их несовершенство. И делать это хочется громко, с применением весомых материальных аргументов.
И только вездесущий Единый знает, чего мне стоило сдержаться...
— Эона, сокровище мое, хреново мне и без твоего нытья, поэтому заткнись, пожалуйста. — При звуках моего вкрадчиво-ласкового голоса спутница подавилась очередным «я ж говорила!» — Первое же услышанное от тебя слово я приму за божье повеление прибить одну нудную особу и прикопать ее останки в ближайшем лесочке!
Девушка недоверчиво глянула на меня исподлобья, но смолчала. Я же, сорвав на ком-то накопившееся раздражение и злость, почувствовала себя лучше и прибавила шагу.
«Легче страдать не одной, а с другими? » Нет, легче, когда страдают только другие, но, к сожалению, так случается крайне редко.
К вечеру дождь усилился, отгораживая нас от мира завесой сырой, хмурой мги. Все, что могло на нас промокнуть, промокло. Все, что можно было натереть мокрой одеждой, натерто. Запас ругательств я перебрала в три раза, включая производные и многоэтажные, а также изобрела парочку новых. Ноги убедительной болью намекали, что скоро откажутся двигаться вовсе. Поэтому разглядеть городскую стену мы смогли, только почти уткнувшись в нее лбами. Очереди у деревянных ворот, окованных железом, в такую погодку, да к ночи ближе, понятно, не наблюдалось, но прождать, пока стражники соизволят спуститься на стук из теплой сухой караулки, пришлось преизрядно.
Стукнула задвижка смотрового отверстия.
— Кто такие? Что надо? — Судя по перегару, дохнувшему из калиточного окошка, в окрестностях Хмела дождило еще со вчерашнего дня.
Обдумав ответы на подобные провокационные вопросы заранее, я врала, как по писаному.
— Ниспошли вам Единый свое благословение, Достопочтенные. — Заискивающий поклон и вовремя просунутый в окошко и положенный на мозолистую ладонь стражника тален.
Калитка в воротах заинтересованно приоткрылась, явив нам двоих успевших промокнуть, а потому мрачных мужиков в кирасах и с копьями наперевес.
— Сестрицу вот к нареченному в Дрюсс провожаю, а с обозами нынче, сами знаете, на тракте-то негусто — приданое хорошо если в меняле-месяце[8]
Эона, видимо приняв всерьез мою угрозу, лишь буркнула что-то подтверждающе-неразборчивое, чересчур энергичным кивком откидывая с лица капюшон. Разглядев ее хоть и усталую, но хорошенькую глазастую мордашку, стражники заметно оживились. Тот, что постарше, выразительно посмотрел на второго и широко распахнул калитку. — Сестриц мы завсегда обогреть рады, и даже забесплатно, — протянул он под гогот приятеля и посторонился, чтобы мы могли пройти. — Вниз по улице корчма рена[9] Ивалия будет, «Святой костер» называется. Вывеска приметная, не ошибетесь...
Непогода превратила ранние сумерки в поздний вечер, однако пройти мимо оригинальной вывески под раскачивающимся на ветру фонарем, изображающей сожжение ведьмы, и впрямь было трудновато. Намалеванный костер полыхал алым и оранжевым, будто настоящий, подпаливая развевающуюся тьму ведьминого плаща. Особенно удалось даровитому художнику выражение ужаса на лице приговоренной женщины: рот исказило судорогой беззвучного крика, в глазах застыла нечеловеческая боль. Прямо как с натуры рисовали...
— Рель, пойдем отсюда, а? — Подруга испуганно покосилась на вывеску. — Она плачет как живая...
— Поплачет да перестанет — только дождь утихнет. А вот мы с тобой скоро за согревом сами на костер полезем, потому как другой постоялый двор в этой дыре вряд ли отыщется. — Я решительно толкнула калитку и потянула Эону к двери, откуда явственно тянуло запахом готовящегося на вертеле мяса.
Типун на мой болтливый язык...
Меня разбудил холод. Эона, воспользовавшись моим бессознательным состоянием и своим превосходством в весе, захватила одеяло. В отчаянной схватке за его возвращение я получила чувствительный пинок в голень и проснулась окончательно. Однако вылезать из-под трофея не спешила.
Давешний мелкий дождик нынче окреп и обрел хамоватую уверенность. Его робкий стук бедного родственника превратился в барабанную дробь победного марша. Приняв позу зародыша, я убаюкивала боль, ставшую на ближайшие дня три неотъемлемой частью моего существования. Вид собственной одежды (наверняка холодной и влажной) вызывал у меня омерзение. А ведь до нее, развешанной на вбитых в стену колышках, еще нужно добежать по ледяному полу — сумрачная комнатка была пусть и невелика, но сильно вытянута в длину. О магических светильниках в Хмеле, понятно, и не слышали (чай, не столица), да и камином комнату тоже не украсили. Жаровня с углями, принесенная в комнату с вечера, давно остыла. Сквозь щели в ставни вместе с хмурым утренним светом проникали сырость и зычные, щедро сдобренные площадной руганью покрики корчмаря.
К слову сказать, ужин и комнату у этого милого человека вчера мы получили без особых хлопот.
«А какие могли возникнуть трудности? Вот если бы у вас денег не было, тогда другой разговор ». Спасибо за наш комфорт надлежит сказать Лесю — парень побоялся, что мог недоглядеть за своими людьми, и с лихвой восполнил возможные денежные потери.
«Однако хорошо иметь дело с благородными рыцарями ». Куда хуже, когда вместо них бессовестно дрыхнущие девицы.