Телохранитель для мессии. Трилогия
Шрифт:
— Беру, — решилась я, щупая тонкую шерсть. — Сколько?
Мужчина огладил бороду.
— Десяточек серебром.
Ничего себе цены! Столичных раза в два выше...
— Сбавить бы, достопочтенный! Вполовину.
— Сыщите дешевле, — усмехнулся хозяин, сгребая с прилавка платье. — Только нынче на весь Хмел рен Брес один такой.
— Авось и сыщу, за шесть-то таленов. — Я вцепилась в подол и потянула на себя. — Уважаемый рен Брес, может, в городе и один, да что-то толпы перед его лавкой не видать.
— Дождит — вот и нет никого.
Платье снова пришло в движение.
— Может статься, дождь на неделю зарядил. — Мои пальцы отпустили материю. Лавочник, не удержавшись на ногах, плюхнулся на табуретку. — А я-то, не откладывая, даю семь таленов.
— Седмицу полежит — не окорок, не попортится. Мне, старому, и тален лишним не будет.
— Мне тоже.
Я пожала плечами и повернулась к двери, делая вид, что собираюсь уходить.
— Ладно, давай серебром шестерочку. — Мужчина улыбнулся, глядя на мою ошеломленную физиономию, и хитро прищурился. — Трешку за балаган плачу — потешила старика. А то серо на душе, тягостно...
Отвязанный от пояса тощий кошель глухо звякнул о прилавок.
— А еще один тален за что? — не удержалась от вопроса я, отсчитывая серебро.
— Фигуристой сестричке на гостинец.
Мужчина отмотал два локтя бечевки, скатал вывернутое на изнаночную сторону платье плотным валиком, перевязал его и передал мне.
— Благодарствую, уважаемый рен Брес. Да продлит Единый ваши годы...
В лавку, чуть не сбив меня с ног, кубарем вкатилось нечто мокрое и орущее:
— Деда! Деда!
Нечто, схваченное лавочником за шиворот, оказалось босоногим пацаненком лет восьми. Свободные штаны и рубаха подраны во всех приличных и не очень местах да заляпаны по самое не хочу грязью.
— Ужо я тебе, баловник, сейчас уши обдеру!
— Ну де-е-еда-а-а-а. — Мальчишка засучил ногами в воздухе.
— Что — деда?! Мать твоя куда смотрит? Знал же, когда дочь за кожевника отдавал, дело хорошим не обернется. — Похоже, последнее предложение было любимой присказкой лавочника. — Что на свете белом деется? Как жить, когда устои неразумным молодняком попираются...
Пацан ловко вывернулся из рук сокрушающегося деда, отбежал на безопасное расстояние и завел старую песню по новой.
— Деда, айда на площадь ходче! Астахе тетка Гальча да бабка Китра чужачку за волосы приволокли! Девка чисто ведьма у дядьки Ивалия на вывеске — патлатая да чумазая! А уж верещит как — страсть!
Выпалив на одном дыхании ценную информацию, мальчонка потерял к нам всякий интерес и нырнул снова в дверной проем под стихающий Дождь. Только отмытые в лужах пятки засверкали.
У меня нехорошо засосало под ложечкой. Насколько я могла видеть вчера вечером, другими постояльцами женского пола, кроме нас со спутницей, корчма явно не могла похвастаться, а под определение «чужачка» и подавно подходила лишь Эона. Уж не ее ли приволокли к бургомистру Астахе (ну и имечко у бедолаги!)
Почему-то эта мысль меня совсем не успокоила. Кое-как запихав в сумку платье и кошель, я припустила вслед за пацаном, даже не попрощавшись с хозяином. Он что-то кричал мне вслед, но прислушиваться было некогда.
И ведь несколько раз повторила этой дурехе, чтоб из комнаты ни ногой!
Хмел не отличался оригинальностью градостроения и, согласно радиальной планировке, все самое ценное берег в своей середке. Его главную площадь взяли в кольцо городской храм, ратуша и дом с фривольной остроконечной крышей из красной черепицы, — наверное, особнячок здешнего бургомистра. Чтобы еще больше украсить город, на лобном месте соорудили многофункциональный деревянный помост, служивший одновременно как трибуной, так и виселицей.
Сюда я добиралась долго и муторно. То и дело сворачивала в тупики, выбиралась из одних тесных, извилистых улочек, чтобы заблудиться в других. А спросить дорогу оказалось не у кого. Достигнув наконец центра города, я поняла почему.
На немаленькой площади народу было — не протолкнуться. Накрапывающий дождь не мешал горожанам развлекаться — сновали ушлые лоточники, то тут, то там слышались веселые разговорчики и взрывы хохота. Дети помладше оседлали отцовские плечи, кумушки вытягивали шеи, пытаясь разглядеть зловредную ведьму, сразу же успевая и обсуждать увиденное. А на помосте, окруженном плотным кольцом стражи, как я и боялась, стояла связанная по рукам и ногам, промокшая и разнесчастная Эона. Рядом с ней вместо стражников несли караул две бабы. Та, что помоложе, — рыжеволосая, рыхловатая бабенка. Другая — тощая и бесцветная старуха. Отсюда не разглядеть, но вроде бы первая из них попалась мне навстречу утром, когда я уходила из корчмы.
Над площадью вместе со свинцовыми облаками нависло ожидание. И оно было приятным...
«Чего, собственно, дожидаемся? » Горожане, по всей вероятности, ждут бургомистра, а я — дельной мысли. И боюсь, градоправитель появится первым...
Пробраться к Эоне сквозь плотную людскую массу вряд ли будет просто. Особенно с теми скудными запасами худо-бедно восстановившейся к настоящему времени Силы. Да и момент для ее использования, честно говоря, не слишком подходящий.
Я окинула взглядом толпу, прикидывая, как бы мне просочиться поближе к помосту немагическим способом, и тут поняла, что же мне кажется неправильным в окружающем ландшафте.
На площади не чувствовалось возмущения Силы. Абсолютное спокойствие, затишье. Ни мягкой, но мощной волны официального представителя Гильдии магов, ни мелких ручейков колдунов-самородков да потомственных знахарей. Даже городского шептуна в качестве эксперта по ведьмам не пригласили.
Либо маги тратят уймищу Силы на маскировку Что еще более подозрительно...