Телохранитель для мессии. Трилогия
Шрифт:
— Па-а-а-адъем! — скомандовала я, исправляя в окружающей обстановке хотя бы то, что было в моих силах.
Команда перешла в стон, стоило мне принять вертикальное положение. Тело, желавшее весь оставшийся день только лишь нежиться в постели, выказало категорический протест.
Эона подскочила и ошалело завертела головой: светлые перепутанные волосы стоят дыбом, глаза дурные, мутные. Девушка заметалась по кровати, лихорадочно ища мирно притулившийся у дальней стены меч, дабы отразить домогательства толпы насильников, ломящихся в комнату. Однако, узрев в помещении лишь их бледное подобие в моем лице, она вновь нырнула
— Чего орешь? — Донесшийся оттуда голос был подобен наступившему утру. Хмурый и обиженный.
— Того самого. Вставать пора. — Решив подбодрить спутницу личным примером, я ступила на пол. Опыт не удался. — Твои предки, согрешившие с духом выгребных ям в первый день святой недели воздержания...
В ответ на мои поругивания в процессе скачкообразного добывания одежды из-под одеяла раздавались сдавленные смешки. Штаны и рубаха, как и ожидалось, не высохли за ночь. Помочь этому благому делу магически я попыталась еще вчера вечером, но исчерпанные до донышка запасы Силы и общее ослабленное состояние отсоветовали мне это делать в весьма болезненной форме. Прежде чем одеться, мне предстоял еще один подвиг — омовение в щербатом корыте. Негромко повизжав для смелости, я щедро плеснула на себя воды из кувшина. Ледяной влагой ожгло кожу, тряхануло разомлевшее после долгого восстанавливающего сна тело. Да так, что к концу купания мне стало даже жарко.
— Смейся, смейся, — бурчала я, растираясь жестким полотенцем. — Придет еще твоя очередь умываться, а воды-то нет.
— А и не надо, — Эона не торопилась с подъемом, продолжая валяться в уютной, теплой постели. — Мне и так хорошо.
— Мойдодыра на тебя нет!
Девушка, любопытствуя, аж приподнялась:
— Это заклятие такое умывающее, да? Размечталась.
— Умывальников начальник и мочалок командир, — просовывая голову в ворот рубашки, процитировала я по памяти Корнея Ивановича и от себя добавила: — Здоровенный шкаф с железными гнутыми руками и краном вместо носа. Приходит к грязнулям и насильно их моет.
— Жуть какая! — Эона подхватилась с кровати и состроила брезгливую гримаску. — Этим магам только бы гадость какую-нибудь оживить.
В воспитательных целях я не стала уточнять, что стишок про эту «жуть» в моем мире наизусть знает каждый ребенок, а полезла за вещами под кровать.
«Куда-куда? » Под кровать. Подальше от воров и здравого смысла.
— Ре-е-ель.
— М-м?.. — Сумка, зацепившись за что-то лямкой, никак не желала вытаскиваться. Чтобы ее освободить, мне пришлось почти целиком влезть под койку, выметая оттуда залежи прошлогодней пыли.
— Может, задержимся здесь на денек, а? Глянь, погода какая... — Светловолосая, подпрыгивая на месте, с относительным успехом пыталась умыться двумя пальцами. — Все равно по слякоти далеко не утопаем.
Вид у Эоны был самый жалобный.
— Задержимся, — легко согласилась я, потроша рюкзак в поисках кошеля.
Содержимое кожаного мешочка, высыпанное на одеяло, требовало самого внимательного пересчета. Нам предстояли кой-какие незапланированные траты...
Основательность. Именно это слово первым приходило на ум при взгляде на мужчину, сидевшего на табуретке у распахнутой настежь и подпертой чурбачком двери. Хозяин лавки подслеповато щурился, изучая на просвет темную ткань, и то неодобрительно качал головой, то прицыкивал. Неожиданно потемнело:
В дверном проеме застрял долговязый мальчишка в промокшей насквозь мешковатой куртке. Вода стекала с узких полей потрепанной шляпы прямо ему за шиворот. Молоденький совсем — бриться еще даже и не начинал. Выглядел паренек неважно: одежда болтается, как на пугале огородном, лицо исхудавшее, будто после болезни, тени под глазами, кожа с сероватым оттенком и грязные, сальные волосы.
— Да не обойдет Единый хозяина щедротами своими! — хриплым ломающимся голосом поздоровался посетитель и звонко чихнул.
— Да не останется глух Создатель к чадам Его. — Портной уважительно посмотрел на черное оголовье меча, выглядывающее из-за плеча мальчишки. — Чего изволите, достопочтенный?
Какой-какой, а достопочтенной моя особа уж точно никогда не была. Утерев рукавом нос, я шагнула внутрь помещения и замешкалась с ответом присматриваясь к хозяину лавки.
Цепкий взгляд карих глаз. Кряжистый, серьезный. Положительный. Окладистая борода, русая пополам с сединой. В поведении ни унции спеси, но и ни капли заискивания — все та же степенность.
— Платье. — Мои пальцы затеребили тощий кошель.
Голос лавочника неожиданно потеплел.
— Зазноба?
— Сестра, — мотнула головой я.
Мужчина, кряхтя, поднялся с табурета, бросая отрез ткани на широкий некрашеный прилавок. Приволакивая правую ногу, хозяин направился в дальний угол небольшой опрятной комнатки, которая казалась еще более тесной благодаря толстым рулонам материи, накрученной на вбитые в пол костыли.
— Ну, ежели непривередлива сестренка, глядишь, и платьице парадное, хоть сейчас на танцы, ей подберем.
Как забавны проделки судьбы! Не далее как недели две назад, изображая служанку, я приобрела одежду для «брата». А теперь вот в мужском образе покупала платье для «сестры».
Представив на секунду бредущую по размокшему тракту Эону, облаченную в нечто эфирное с рюшами, я поторопилась уточнить:
— Мне бы что попроще и потеплее!
Мужчина даже не обернулся:
— И такое найдется.
«Ходят тут всякие», — надсадным скрипом крышки пожаловался большой окованный сундук, притаившийся в сумраке угла.
— Какова сестренка-то? — спохватился портной, оглядываясь на меня.
«Размер одежды — сорок восьмой, груди — четвертый, полновата в бедрах и широка в кости, рост — около метра семидесяти», — могла бы ответить я, но вместо этого промямлила:
— Ну такая... такая... вот, — и показала какая, насколько мне позволяли размер ладоней и артистизм.
— Фигуристая она у тебя, — одобрительно хмыкнул мужчина и снова нырнул в сундук.
Некоторое время оттуда доносилось постукивание, сопение, неразборчивое бурчание. Наконец, с мягким шуршанием искомое было извлечено на свет. Универсальный немаркий коричневый цвет, к удивлению лавочника, вызвал мое горячее одобрение, а не снисходительное «Поярче ничего не сыскать?». Я подергала за шнуровку корсажа, прикидывая, можно ли его утянуть и не велико ли будет Эоне платье. По виду оно должно было прийтись моей спутнице впору.