Телохранитель Генсека. Том 2
Шрифт:
Я поднялся по лестнице, миновал просторный холл и зашел в приемную. Секретарша, невысокая и шустрая брюнетка лет тридцати пяти, чем-то напоминала Верочку из фильма «Служебный роман». Суетясь и волнуясь, она провела меня в кабинет начальника.
За массивным столом, совершенно теряясь на фоне крупногабаритных шкафов и другой мебели, сидел тщедушный человек в костюме не по размеру. Плечи пиджака смешно топорщились, рукава, даже не смотря на то, что согнутые руки лежали на столе, все равно были длинноваты. Сердюченко Иван Иванович, вспомнил я фамилию-имя-отчество директора Западно-Сибирской железной дороги. Раньше с этим человеком никогда не сталкивался, узнал о нем только накануне
— Владимир Тимофеевич, — Сердюченко вскочил, шагнул мне навстречу. Он протянул трубку телефона спецсвязи и, подобострастно улыбаясь, сообщил:
— Вот, пожалуйста. Не буду мешать вашему важному разговору.
Жестом пригласив располагаться в его начальничьем кресле, Сердюченко чуть ли не поклонился, оттопыривая зад и вытягивая вперед длинную шею. Потом, подталкивая секретаршу к выходу, он торопливо покинул кабинет.
Я покачал головой, как-то у меня не соединялись в сознании такая угодливость, подхалимство и железная дорога.
Звонил, как оказалось, Рябенко.
— Володя, сейчас подъедет министр путей сообщения. Недавно назначенный Павловский. Очень хочет с тобой поговорить, — сообщил он.
— О чем? — спросил я прямо. — Я все-таки не та персона, с которой беседуют министры.
— О встрече с Генсеком в Новосибирске, — сообщил генерал.
— Так это не ко мне вопрос, Александр Яковлевич. Есть служба протокола, помощники Генерального секретаря. Я за встречи Генсека не отвечаю.
— Понимаешь, — Рябенко замялся, — Андропов настойчиво попросил, чтобы ты все-таки поговорил с Павловским. Я не знаю, зачем это надо Юрию Владимировичу, но ты там на месте сам определись.
Я вышел из кабинета, прошел через приемную в коридор и спустился на первый этаж. Война войной, а обед по расписанию. Желудок требовательно заурчал — и я направился в буфет. Взял жареную семгу с картофельным пюре, салат, стакан чая и черный хлеб — бородинский. В Сибири, в отличии от Москвы, он был в каждой столовой. Поел с огромным удовольствием, выпил чай и вышел, размышляя что делать дальше. Но тут, как чертик из табакерки, передо мной выскочил откуда ни возьмись молодой человек.
Я обратил внимание на его интересную внешность. В двадцать пятом году следующего столетия таких будут называть гламурными метросексуалами. А в предыдущем веке — франтами, щеголями и денди. Костюм с иголочки, аромат заграничных духов волной по коридору, прическа — волосок к волоску. Кажется, даже идеально ровные брови чуточку скорректированы. Глаза широко распахнуты и в них светится радость и счастье — сплошной позитив. В принципе, ничего плохого, но я не любил этих вот, глянцевых, не знавших жизни, не нюхавших, да простят меня военные, пороха. Такие «мужчины» обычно ломаются, столкнувшись с первой же реальной жизненной проблемой. Но не мне судить молодежь, ни семидесятых годов, ни двухтысячных, ни каких-либо еще.
— Пройдемте за мной, Владимир Тимофеевич. Иван Григорьевич уже вас ожидает для разговора, — мужчина красиво и вежливо улыбнулся.
— Он уже здесь? — удивился я такой оперативности. Ведь прошло не более получаса, как Рябенко предупреждал, что «министр скоро подъедет».
— Да, в кабинете Ивана Ивановича. Прошу следовать за мной, — модник изящно развернулся и продефилировал по красной ковровой дорожке, устилающий пол коридора.
Еле удержавшись, чтобы не фыркнуть презрительно, я направился следом.
Министр путей сообщения ждал меня все в том же кабинете начальника Западно-Сибирской железной дороги. Павловский не слишком отличался от своих помощников. Воистину, подбирал под себя. В свои пятьдесят шесть лет он выглядел моложаво. Приятное, располагающее
Начальник Западно-Сибирской железной дороги, Сердюченко Иван Иванович, тоже находился в кабинете, но старался не отсвечивать, держался незаметно. Я на секунду заглянул в его мысли, но не обнаружил там ничего интересного — только суетливое беспокойство и желание превратиться в невидимку.
— Владимир Тимофеевич, рад, очень рад с вами познакомиться лично! — Павловский тряс мою руку, демонстрируя максимальное дружелюбие. — Я министр молодой, как видите, пока еще не успел вникнуть во все тонкости, а тут такое событие!
Я обратил внимание, что ладонь у министра влажная и неприятная. После рукопожатия мне даже захотелось вытереть свою руку.
— Вы понимаете, как трудно работать, — продолжал жаловаться Павловский, — Борис Павлович Бещев — это настоящая легенда. После такого руководителя меня пока никто серьезно не воспринимает. Хотя я ведь потомственный железнодорожник, всю жизнь железной дороге посвятил. Мне железка и мать, и отец, и Родина.
Бещев Борис Павлович, предшественник Павловского на месте министра путей сообщения СССР, действительно был легендой. По продолжительности пребывания в должности он является рекордсменом среди всех советских министров за всю историю — более 28 лет на своем посту! Начинал еще при Сталине, когда по железной дороге бегали паровозы. Электропоезда и тепловозы в то время составляли едва ли десять процентов всего железнодорожного транспорта. По своей инициативе он возобновил проектно-изыскательские работы на БАМе. Топосъемка, конечно, была сделана давно, но все устаревает, все меняется. Сейчас и нагрузки на полотно другие, и требования к транспортной мощности. В 1967 году вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров о строительстве Байкало-Амурской магистрали — и Бещев стал главным куратором от железнодорожного ведомства. Он был жестким, требовательным, но справедливым. Классический сталинский нарком. В те времена профессия железнодорожника считалась престижной наравне с лётчиком или космонавтом: хорошее обеспечение, жилье, высокая зарплата, ведомственное снабжение через УРС.
Даже после начала строительства БАМа, железнодорожные проектировщики при его поддержке изучали перспективные направления — в сторону Якутии и арктического побережья. Мечталось о трассе на север, о том, что после БАМа техника повернёт к Якутску и дальше — к побережью Ледовитого океана. Но грянула перестройка, а потом и распад страны. Все эти планы остались лишь планами. Как и сам Советский Север — напоминанием о великом замысле, растворившемся в прошлом.
И сейчас, глядя на Павловского, я прекрасно понимал, что такие люди, как этот хлыщ, ничего по-настоящему великого не построят. Жадные до комфорта и материальных благ, жаждущие известности и связей, амбициозные и беспринципные, они уже помаленьку продают страну. Отщипывают по кусочкам, стаей саранчи лезут через любые щели к власти, чтобы воровать безнаказанно. И как саранча, они оставят после себя лишь безжизненную пустыню.
— Со мной конкретно о чем хотите поговорить? — не выдержав потока пустой болтовни, перебил я министра. Слушать его излияния не было ни желания, ни времени.
В этот момент Павловский подумал: «Ну что ж, стерплю это хамство. Андропов предупреждал, что просто не будет. Что к этому волкодаву сложно найти подход. Но раз нет других возможностей попасть в этой поездке в ближний круг Брежнева, придется терпеть этого дуболома».
Хм… Чем дольше я читал его мысли, тем сильнее портилось настроение.