Телохранительница его темнейшества

Арьяр Ирмата

– Ты пил мою кровь! – упрекнула Миранда, жадно запуская пальцы в его шелковые, золотистые локоны и вглядываясь в сияющие голубые глаза. – А у тебя глаза светятся.

– Не пил, а только принюхался, – возразил Даори, скользя губами по ее виску и ушку, которое слегка прикусил. – М-м… Ты невероятна. А ты знаешь, что единственное отражение, которое может видеть вампир, – это отражение в глазах жертвы?

– Теперь знаю. Ты меня обратил?

– Нет. Обращение происходит не так. А потом, зачем нам тут два трупа? Хватит одного моего.

Он отстранился,

глядя ее в мерцавшие вишни глаз. С блаженной улыбкой втянул в себя ее запах.

– Безумно вкусная, – заявил совершенно серьезно и… превратившись в летучую мышь, упорхнул подальше от соблазна, под самый потолок. Это, конечно, не спасение вампира от крылатой демоницы, но в узкую трубу вентиляции она точно не пролезет.

– Даори! – подскочила она, не успев поймать беглеца. – Вернись!

– Нет, Миранда. Я не железный, лучше полюбуюсь тобой издалека. Или твой жених останется без невесты.

– Ты меня обратишь?

– Размечталась! Нет. Просто соблазню и брошу, предварительно осушив.

Испугается она, как же. Тут кто кого соблазняет, хмыкнул Даори, гордым мышиным взором оглядывая будущую жертву, принявшую самую, с ее точки зрения, соблазнительную позу. Красотка, ничего не скажешь.

– Опять пустые угрозы, – вздохнула жаждущая соблазниться. – Когда уже до дела дойдет?

– Ты хочешь стать вампиршей? – обвинительным тоном инквизитора спросил Неупокоенный. – Хочешь условно вечной жизни? И такой же вечной жажды, иссушающей разум? Обратись к кому-нибудь другому. Я не буду тебя обращать. Зачем мне рабыня, которая вечно будет за мной ползать на коленях и умолять ее поиметь?

Миранда вспыхнула. Вскочила, одернула помятое платье. Белой молнией мышь метнулась к ней, пролетев над самой головой. Девушка от неожиданности плюхнулась на постель, а мышь, уцепившись за потолочную балку, продолжила как ни в чем не бывало:

– Я не договорил, Миранда.

– Подожди! – вскинула она раскрытую ладонь. Вишневые глаза смотрели необыкновенно серьезно. – Я не хочу становиться вампиршей. Мне уже предлагали.

– Кто?! – рыкнул Неупокоенный.

– Ее уже нет. Такое роскошное предложение не понравилось моему деду. Но я хочу знать, нравится ли тебе быть вампиром?

– Мне? – Даори на миг пожалел, что мышиная пасть не способна демонически хохотать. – Да я просто в восторге! Скажи, какому разумному существу, какому светлому магу обладающему памятью о полноте жизни, о сиянии Света, понравится быть заледеневшим трупом и оживать только в момент поглощения чужой горячей крови?

– Вампиру? – вопросительно приподняла она бровь.

Мышь фыркнула.

– Только не тому, кто был белым магом. Сейчас я ненавижу себя, Миранда. Я ненавижу тех, кто дал мне эту не-жизнь.

Она обхватила себя руками, словно внезапно замерзла. Подняла на него влажные глаза.

– Даори, я не понимаю мимику мышей, не чувствую, правду ты говоришь или притворяешься. Я хочу видеть твое лицо. Мне это важно. Обещаю не приставать.

Он хмыкнул, перелетел на стул и, опускаясь,

развернул свое полноценное тело. Рукава у рубашки почему-то опять задрались. Неужели он, вопреки изменившейся сущности, еще растет, как нормальное живое тело, и одежда ему стала мала? Не может быть! Вампиры не растут, у них навсегда остается то тело, в котором они убиты и обращены.

И опять ему показалось, что Миранда всматривается в его лицо с какой-то жадной тоской. Заметив, что он перехватил ее взгляд, девушка прикрыла глаза, а через миг взглянула уже спокойно, с легкой вежливой улыбкой, словно между ними ничего не произошло. А действительно, что особенного случилось? Подумаешь, поцелуй. Она и с Таем целуется ночи напролет. Вампир подавил вспышку ярости. С чего бы ревновать? Пищу не ревнуют! И точка.

– А ты хотел бы снова стать таким, как прежде, Даори?

– Что ты имеешь в виду?

– Живым. Настоящим. Не вампиром. Не торопись, – предостерегающе вскинула она ладонь, уловив его изумление. – Подумай. Ты лишишься даже условного бессмертия. Твоя неживая плоть не сможет восстанавливаться почти от любой раны, кроме отсечения головы. Тебя же сейчас невозможно ранить, только серебром, так?

– Так.

– А будет снова возможно. Снова забьется живое сердце, умеющее любить. Ты станешь уязвим. У тебя не будет вампирской гипнотической власти над живыми существами с теплой кровью. Ты разучишься завораживать девушек одним взглядом. Не сможешь приманивать и опутывать жертв так, что они лишаются воли и разума.

Он не выдержал, усмехнулся, сложив руки на груди:

– Я тебя заворожил? Лишил воли и разума?

Миранда судорожно вздохнула, отвела взгляд от его губ, взъерошила копну своих волос, рассыпая алые перья по плечам.

– Почти. Я сама не своя в последнее время. Только о тебе и думаю. Мне не хватает наших разговоров по ночам. Твоего голоса. Послушай, только не перебивай, пожалуйста, мне и без того трудно. Так вот… До встречи с тобой я люто ненавидела вампиров. Моя любимая учительница, почти вторая мать, гениальная лингвистка Эллина Вивер… – тут вампир вздрогнул, но девушка не заметила. – Она стала Неупокоенной по доброй воле, ради знаний. Ведь всем известно, что Тринадцатый клан хранит лучшую коллекцию древнейших рукописей эпохи Единения и даже старше.

Даори нервно рассмеялся:

– Сказки, Миранда! Очередной миф, чтобы создать ореол древнейшей расы и притянуть к себе любопытных, жаждущих знаний мотыльков, таких, как я или Эллина. Пару ветхих листочков они выдают за коллекцию. А главные сокровища, стопку заплесневелых гримуаров, не в состоянии прочитать даже Великий князь, старейший из Неупокоенных. Утрачены знания о языке, на котором они написаны.

– Это все неважно. Важно, что она напала на меня, и дед ее уничтожил. Как ты понимаешь, приязни к вашей расе это не прибавило. Я хочу, чтобы ты понял: у меня были личные причины ненавидеть Неупокоенных. Встретив тебя, я перенесла всю ненависть и презрение на твою персону.