Тёмная башня (Стрелок)
Шрифт:
Джейк видит черный балахон и познает внезапный ужас. Это он, человек в черном. Мальчик из последних сил отворачивает лицо. Где-то радио играет мелодию рок-группы "Кисс". Он видит свою руку, волочащуюся по мостовой: маленькую, белую, красивой формы. Он никогда не грыз ногти.
Глядя на свою руку, Джейк умирает.
Стрелок сидел и хмуро размышлял. Он устал, все тело ныло и болело, а мысли приходили с досадной медлительностью. Напротив, сложив руки на коленях и все еще спокойно дыша, спал удивительный мальчишка. Свою историю он изложил не особенно эмоционально, хотя ближе к концу, когда дошло до "священника" и "отпущения
– Джейк?
– Ммм-м?
– Ты хочешь помнить это, когда проснешься, или нет?
– Нет, - сразу же ответил мальчик.– Я истекал кровью.
– Хорошо. Сейчас ты заснешь, понятно? Давай-ка, откинься.
Джейк улегся - он казался маленьким, мирным и безобидным. В безобидность стрелок не верил. В мальчишке было что-то ужасное, от него так и разило предопределенностью. Это ощущение было не по душе стрелку, но мальчик ему нравился. Очень нравился.
– Джейк?
– Шшшшш. Я хочу спать.
– Да. А когда проснешься, ничего не будешь помнить.
– Ладно.
Стрелок ненадолго засмотрелся на него, вспоминая пору своего детства: обычно ему казалось, что все это происходило не с ним, а с кем-то другим, кто проскочил через некую полупроницаемую линзу и стал иным человеком, но сейчас прошлое словно бы придвинулось мучительно близко. В конюшне постоялого двора было очень жарко, и стрелок бережно отпил еще немного воды. Он поднялся и пошел в глубину строения, задержавшись, чтобы заглянуть в стойло. В углу лежала небольшая охапка выгоревшего добела сена и аккуратно сложенный чепрак, но лошадьми не пахло. В конюшне вообще ничем не пахло. Солнце вытянуло все запахи без остатка. Воздух был безупречно нейтральным.
В глубине конюшни помещалась темная комнатушка, посреди которой стоял не тронутый ни ржавчиной, ни гнилью агрегат из нержавеющей стали, похожий на маслобойку. Слева из него выступала хромированная трубка, оканчивавшаяся над сделанным в полу стоком. Стрелку уже случалось видеть похожие насосы в других засушливых местах, но такой большой попался ему впервые. Он и представить себе не мог, какую толщу земли пришлось пробурить, чтобы наткнуться на вечно черную, таящуюся под поверхностью пустыни воду.
Почему, покидая постоялый двор, они не забрали насос?
Возможно, демоны.
Он внезапно вздрогнул, резко передернув спиной. На коже проступила и стала исчезать потница. Он подошел к выключателю и нажал на кнопку "ВКЛ". Агрегат загудел. Через каких-нибудь полминуты труба выплюнула струю чистой, прохладной воды, стекавшей в слив для повторной циркуляции. Прежде, чем насос в последний раз щелкнул и прекратил работу, из трубы вытекло, наверное, галлона три. Это была вещь, чуждая этим краям, как верная любовь, и все-таки реальная, как Страшный Суд - молчаливое напоминание о тех временах, когда мир еще не успел сдвинуться с места. Вероятно, насос работал на атомном блоке - электричества здесь не было на тысячи
Он вернулся обратно и опустился на пол конюшни рядом с подложившим под щеку ладонь мальчиком. Миловидный мальчонка. Стрелок опять попил воды и скрестил ноги, усевшись на индейский манер. Мальчик, как и тот парень-колонист, поселившийся на краю пустыни (у него еще была птица; Золтан, вдруг вспомнил он, птицу звали Золтан), потерял чувство времени, но то, что стрелок настигал человека в черном, сомнений не вызывало. Он в который раз задумался: уж не нарочно ли человек в черном позволяет ему догонять себя, нет ли у него на то своих причин? Возможно, стрелок играл ему на руку. Он попытался представить себе, каково будет оказаться лицом к лицу с человеком в черном, и не смог.
Ему было очень жарко, но тошнота прошла. В голове опять зазвучала колыбельная, но теперь он подумал не о матери, а о Корте - о Корте, чье лицо украшала мережка шрамов, оставленных кирпичами, пулями и всевозможными тупыми орудиями. Боевых шрамов. Интересно, подумал стрелок, была ли у Корта когда-нибудь любовь под стать этим монументальным шрамам? Сомнительно. Он подумал об Эйлин и о Мартене, чародее-недоучке.
Стрелок был не из тех, кто живет прошлым: от превращения в лишенное воображения создание, в тупого олуха, его спасало лишь туманное понимание будущего да эмоциональная натура. Потому-то его так изумило теперешнее течение своих мыслей. Каждое имя вызывало из памяти другие - Катберт, Пол, старина Джонас и Сьюзан, прелестная девушка у окна.
Тапер из Талла (тоже мертвый; в Талле все мертвы, погибли от его руки) любил старые песни. Стрелок немелодично замурлыкал себе под нос:
Любовь, любовь беспечная,
Смотри, что ты наделала.
И смущенно рассмеялся. Я последний из зеленого, окрашенного в теплые тона мира. Но, несмотря на ностальгию, жалости к себе он не испытывал. Мир безжалостно сдвинулся с места, но ноги стрелка пока что были крепкими и сильными, а человек в черном оказывался все ближе. Стрелок начал клевать носом и уснул.
Когда он проснулся, было почти темно, а мальчик исчез.
Поднявшись (он услышал, как хрустнули суставы), стрелок пошел к дверям конюшни. В темноте на крыльце гостиницы плясал огонек. Он направился туда. В охристом свете заката по земле за ним тянулась длинная черная тень.
Джейк сидел возле керосиновой лампы.
– В бочке был керосин, - сказал он, - но я побоялся зажигать лампу в доме. Все такое сухое...
– Ты поступил совершенно правильно.– Стрелок опустился рядом с ним, бездумно глядя на облако копившейся годами пыли, поднятой его седалищем. Пламя керосиновой лампы отбрасывало на лицо мальчика нежные тени. Стрелок вытащил кисет и свернул самокрутку.
– Надо поговорить, - сказал он.
Джейк кивнул.
– Наверное, ты понимаешь, что я гонюсь за тем человеком, которого ты видел.
– Ты собираешься убить его?
– Не знаю. Я должен заставить его кое-что мне рассказать. Может быть, придется заставить его кой-куда меня отвести.
– Куда?
– Отыскать башню, - сказал стрелок. Он придержал самокрутку над трубкой лампы и затянулся; поднявшийся ночной ветерок подхватил и унес дым. Джейк наблюдал. Лицо его не выражало ни страха, ни любопытства, ни, разумеется, энтузиазма.