Темная бездна

МакКаммон Роберт Рик

— Холодильник, похоже, дребезжит, — заметил он. — Хотите, взгляну?

— Нет, не стоит беспокоиться, — ответила мама. — Мистер Лайтфут, вы хорошо себя чувствуете сегодня?

— Конечно, миз Маккенсон.

Он открыл дверцу буфета и тщательно прислушался к легкому поскрипыванию петель, потом достал из пояса отвертку и подтянул винтики на обеих дверцах. Мама снова откашлялась, на этот раз гораздо более нервно, и проговорила:

— Э-э-э… мистер Лайтфут, сколько я должна вам за тостер?

— Все уже… — начал свой ответ Лайтфут.

После этого были проверены петли кухонной двери, потом Лайтфут подошел

к маминому миксеру «мистер Блендер», стоявшему на кухонном столе, и принялся его рассматривать.

— …оплачено, — закончил он.

— Оплачено? Но… я не понимаю.

Мама уже успела достать из буфета банку с завинчивающейся крышкой, полную долларовых бумажек и мелочи.

— Да, мэм. Все уже оплачено.

— Но я вам еще не давала никаких денег.

Пальцы мистера Лайтфута погрузились в другой карман комбинезона, и оттуда появился белый конверт. Мистер Лайтфут молча передал его маме, и я заметил, что на лицевой стороне конверта голубыми чернилами написана наша фамилия: «Семье Маккенсон». С другой стороны конверт был запечатан белым воском.

— Что ж, — вздохнул мистер Лайтфут, — думаю, что я закончил… на сегодня.

Он поднял свой ящичек с инструментами.

— На сегодня? — потрясенно переспросила мама.

— Да, мэм. Вы же понимаете.

Мистер Лайтфут принялся рассматривать выключатели и розетки, словно пытаясь проникнуть в глубину их электрической сущности.

— По телефону, — добавил он. — Если что-то сломается.

Он улыбнулся маме, а потом мне.

— Просто позвоните.

Мы проводили мистера Лайтфута до машины. Он помахал нам рукой и уехал на своем старом пикапе под аккомпанемент бренчания в кузове инструментов на крючках, приводившего соседских собак в неистовство.

— Том мне ни за что не поверит, — сказала мама, обращаясь в основном к самой себе.

Потом открыла конверт, достала оттуда письмо, развернула его и прочитала.

— Вот это да! — удивленно воскликнула она. — Хочешь послушать?

— Да, мэм.

И она прочитала мне письмо:

— «Имею честь просить Вас почтить визитом мой дом в семь часов вечера в пятницу. Прошу Вас взять с собой сына». И самое интересное: знаешь, от кого оно?

Мама протянула мне письмо, и я увидел подпись.

Леди.

Когда папа вернулся домой, мама рассказала ему о визите мистера Лайтфута и письме Леди, наверно, раньше, чем он успел снять свою фуражку молочника.

— Что ей нужно от нас, как ты думаешь? — спросил отец.

— Не знаю, но как мне сдается, она решила оплатить услуги мистера Лайтфута, чтобы он стал нашим персональным монтером.

Отец снова перечитал письмо Леди.

— У нее отличный почерк, — заметил он, — для такой пожилой женщины. Я всегда считал, что у старух почерк становится корявым.

Он прикусил нижнюю губу, и я понял, что настроение у него портится.

— Знаете, я никогда не видел Леди вблизи. Я, конечно, видел ее на улице, но…

Он покачал головой:

— Нет. Не думаю, что я приму ее приглашение.

— Но, Том! Леди ведь просит, чтобы мы к ней пришли. В ее дом!

— Для меня это неважно, — отец вернул конверт маме. — Я не пойду к ней, и все тут.

— Но почему, Том? Можешь ты мне объяснить?

— В пятницу вечером «Филадельфия» играет с «Пиратами», будет

радиотрансляция, — ответил отец, опускаясь в свое удобное кресло. — По-моему, это достаточно веская причина.

— Мне так не кажется, — холодно отозвалась мама.

Здесь я столкнулся с редким в своей жизни фактом: мне всегда казалось, что мои мама и папа ладят лучше девяноста девяти процентов семей нашего городка, но, похоже, и они не всегда находят общий язык. Поскольку нет ни одного идеального человека, брак двух несовершенных людей не может длиться всю жизнь без сучка и задоринки. Бывало, я слышал, как отец раздраженно кричит на маму из-за потерянного носка, тогда как истинная причина папиного недовольства крылась в нежелании начальства повысить его по службе. Я с удивлением слушал, как моя всегда такая миролюбивая мама вся кипит от злости из-за следов грязной обуви на полу, а на самом деле вся беда была в хамстве соседки. Вот почему в путанице проявлений вежливости и вспышек гнева, из которых собственно и состоит жизнь, случаются иногда такие ссоры, как та, что разгоралась теперь между моими родителями.

— Это из-за того, что она цветная, да? — сделала свой первый выпад мама. — Из-за этого ты не хочешь к ней идти?

— Нет, конечно.

— Ты относишься к этому точно так же, как твой отец. Клянусь, Том…

— Замолчи! — внезапно сорвался папа. Даже я вздрогнул. Упоминание дедушки Джейберда, для которого расизм был столь же органичен, как вода для рыбы, было явным ударом ниже пояса. Отец никогда не испытывал ненависти к цветным — в этом я был совершенно уверен. Но он был сыном человека, который всю свою жизнь встречал каждое утро поднятием флага Конфедерации и считал темную кожу меткой дьявола. Этот тяжкий крест отец нес покорно, потому что любил дедушку Джейберда, но при этом он лелеял в душе веру, которую привил и мне: ненавидеть любого человека по любой причине — значит тяжко грешить против Бога. Вот почему я сразу понял, что следующее заявление отца объясняется исключительно гордыней и ничем иным.

— От этой женщины я милостыни не приму, ни под каким видом!

— Кори, — наконец обратила на меня внимание мама, — по-моему, тебе нужно было заняться математикой?

Я отправился в свою комнату, но это вовсе не означало, что я не слышал их оттуда.

Они разговаривали не так уж громко, но весьма эмоционально. Как я догадывался, ссора давно уже назревала по многим причинам: утонувшая в озере машина, пасхальные осы, невозможность купить мне новый велосипед, опасность, угрожавшая нам при наводнении. Слушая, как отец объясняет маме, что она не имеет права тащить его на аркане в дом к Леди, я начал понимать причину нежелания отца идти к ней в гости: он ее просто-напросто боялся.

— Ни за что, даже не проси! — кричал он. — Я не собираюсь водить знакомство с теми, кто считает, что валять дурака с костями и мертвыми животными — нормальное дело, и кто… — Он замолчал, и тут мне пришло в голову, что к этой категории людей можно было отнести и дедушку Джейберда и что отец тоже это понял. — Я просто не пойду к ней, и все тут, — беспомощно закончил он.

Мама поняла, что так можно до смерти загнать лошадь. Это стало мне ясно, когда она сказала со вздохом:

— Мне надо пойти и узнать, что она хочет сказать нам. Надеюсь, ты не станешь возражать?