Темная дикая ночь
Шрифт:
– С хлопьями и кофе вместо Стрипа в Вегасе?
Оливер встречается со мной глазами, и я знаю – просто знаю, и все– что он вспомнил мое неуклюжее предложение. Я наблюдаю, как он ищет нужные слова.
– Я просто говорю о ситуации, где никто не чувствует себя под давлением…
– Я не виню тебя за ту ночь, – перебиваю я. Мне нужно отделить сам момент от неприятного чувства. – Это было верное решение.
Он удерживает мой взгляд чуть дольше, после чего, слегка улыбнувшись, приступает
Я опираюсь на стойку, попивая свой долгожданный нектар богов, и наблюдаю, как Оливер ест. Можно сказать, что он худощавый: длинные линии, стройный, размахивает руками при ходьбе, весь состоит из острых углов. Но кроме того, он сильный. Прекрасно вылепленные мышцы бицепсов и плеч. Широкая грудь, переходящая в узкую талию. Я могла бы нарисовать его, думаю я. Я могла бы нарисовать его и даже сама удивляюсь тому, что вижу.
– О чем задумалась? – с полным ртом хлопьев спрашивает он. – Ты так уставилась на меня, будто удивлена, что у меня есть руки.
– Я подумала, а что, если я тебя нарисую.
Чувствую, как мои глаза округляются. Я совершенно не собиралась говорить это вслух, и мы оба это знаем. Оливер застыл так же, как и кровь в моих венах. Он смотрит на меня, словно ждет моих объяснений, но я не в состоянии вымолвить ни слова. Когда я нервничаю, в моем мозгу что-то отключается, словно захлопывается дверь.
Идут минуты, и все, что я слышу, – это собственный пульс и звуки ложки и тарелки Оливера. Нам не в новинку быть в тишине, но сейчас это слишком тяжело.
– Так значит, хочешь?
Я поднимаю взгляд на его лицо.
– Чего хочу?
Он берет ложку рисовых хлопьев, жует и глотает.
– Нарисовать меня.
Мое сердце расширяется
расширяется
расширяется
и взрывается.
– В этом нет ничего такого, Лола. Ты художник. А я осознаю, что я немного полубог, – он подмигивает и наклоняется, чтобы зачерпнуть еще ложку хлопьев с молоком.
Хочу ли я нарисовать его? Черт, да, и давайте уж начистоту: я делаю это постоянно. Но обычно по памяти, и, по крайней мере, он не в курсе, что я его рисую. А идея беспрепятственного визуального доступа к этому лицу, к этим рукам, жилистым предплечьям и широким плечам…
– Хорошо, – почти пищу я.
Он смотрит на меня, немного приподняв брови, как бы спрашивая: «Ну и?» И прежде чем успеваю это обдумать, я выхожу и несусь в свою спальню, копаюсь на столе и нахожу большой блокнот и угольные карандаши. Я слышу, как он поставил тарелку в раковину и включил воду, чтобы вымыть ее.
В моей голове каша, связные мысли исчезли напрочь. Я понятия не имею, что сейчас делаю, но если Оливер хочет, чтобы я его нарисовала… блин, да. Я заполню эскизами весь этот чертов блокнот.
Бегу назад в гостиную и чуть не падаю,
О.
О-о-о.
– Ох, – тяжело вздыхаю я.
Он резко разворачивается и смотрит на меня, выражение его лица становится подавленным.
– Мы так не будем? О боже, мы же не будем так. Только лицо и все такое, – держа футболку у тела, он добавляет: – Твою мать.
– Все в порядке, – наконец выдаю я, уставившись на карандаш в своей руке, будто проверяя, хорошо ли тот заточен. Я смотрю на него так пристально, что уже могла бы поломать его силой взгляда. Оливер. Без футболки. У меня в гостиной. – Это совершенно нормально, я имею в виду, это очень даже хорошо – нарисовать тебя без футболки, потому что так я смогу больше сосредоточиться на деталях мышц, волос и… – я прокашливаюсь, – прочем.
Он отбрасывает футболку и смотрит на меня, словно хочет убедиться, что я уверена.
– Ладно.
Я сажусь на диван и впиваюсь взглядом на него, стоящего у окна. Он смотрит куда-то вдаль, совершенно спокоен. Не то что я, ощущающая, что мое сердце вот-вот выскочит через горло. Дольше, чем должна бы, я трачу время на его грудь, на ее очертания: идеальные круглые маленькие соски; карта мышц, состоящая из квадратов, прямоугольников, стремительных линий и острых углов. Треугольник, где его тазовые кости встречаются с мышцами. Я чувствую, как он смотрит на меня, когда я рисую полоску темных волос ниже его пупка.
– Мне снять джинсы?
– Да, – не подумав, отвечаю я и тут же вскрикиваю: – Нет! Нет. Господи боже, так нормально.
Мое сердце еще никогда не грохотало так тяжело.
Он выдает кривоватую полуулыбку. Мне не жаль потратить и год, чтобы воспроизвести на рисунке точную форму его губ в этот момент.
– Я действительно не против, – тихо говорит он.
Дьявол на моем плече говорит мне: «Давай! Соглашайся. Твой геометрический стиль будет неполным без изображения его ног. Это поможет».
Ангел же просто пожимает плечами и смотрит куда-то в сторону
– Если ты уверен, – говорю я, затем, откашлявшись, поясняю: – Ты же знаешь, мне не очень удаются ноги и…
Уже расстегнув одну пуговицу ширинки, он стягивает ткань вниз, одновременно с этим я слышу легкие щелчки расстегивающихся остальных пуговиц.
Для нашей дружбы было бы правильней, отведи я взгляд, но я не могу.
– Лола?
Мне стоит титанических усилий перевести взгляд на его лицо.
– Да?
Ничего не отвечая, он удерживает мой взгляд, стаскивает джинсы с бедер и отпихивает их в сторону.