Темная Душа
Шрифт:
Бойс писал. И рисовал - перед ним лежала белокурая Изольда, королева Корнуолла, лишенная роскоши и причитающихся ей почестей. Красота была ее единственной регалией. Единственным достоянием был он, влюбленный в нее Тристан.
Месяц он жил в плену ее очарования. Катриона уводила его прочь от знакомых мест. Уводила далеко, где пустынно, где обитают дикие звери и подобные ей сказочные существа. Обветренные соленые скалы. Мягкий мох, звериные тропы в нем. Ледяной ручей, ее летучий шепот. Древнее колдовство.
Он не в силах был очнуться от дивного
Ночью наступало время раскаяния - он плакал и просил прощения у распятия над кроватью. Утром беспокойный дух возвращался в истерзанную бессонницей телесную оболочку. Бойс уходил, избегая смотреть на мать. Он был истощен.
– Не заболел он у тебя случаем?
– спросил Элеонору вернувшийся из поездки муж после семейного ужина, подождав, пока Бойс выйдет из-за стола.
– К еде едва притронулся. Сам на себя не похож. Бледная тенью, а не человек.
– Он рисует, Рэйналд, - Элеонора отвела глаза, - Джон уехал и бросил свою работу. Теперь Лайонел пишет его картину, вкладывает всю дущу. Без ложной скромности скажу, картина фантастична. Пойдем, я ее тебе покажу.
МакГрей долго стоял в комнате сына и смотрел на деву, изображенную на холсте.
– Пусть рисует, не отрывай его, - дрогнувшим голосом произнес этот мало подверженный романтике субъект, - Пусть допишет картину. Cообщи ему невзначай, что свадьба откладывается до осени. Невеста заболела. Хотел отправить его к ней с визитом вежливости. Но теперь передумал, пусть сидит здесь и занимается делом. Вижу, у него получается. Пойдем.
– Пойдем, - Элеонора собралась уйти. Но Рэйналд не шелохнулся.
– Неужели эта сумасшедшая девочка настолько прекрасна, Элеонора?
– Более того. Живой ангел.
"Как бы ангел не погубил его", - хотел сказать он жене, но забыл. При виде картины из головы вылетало все.
Ангел между делом действительно губил юного художника. И днем, и ночью образ девушки не оставлял Бойса, поэтому расставшись с Катрионой у камня и вернувшись домой, он упоенно рисовал, давая выход воспоминаниям и фантазиям, забывая о сне, еде, отдыхе. Подобный образ жизни не мог на нем не сказаться.
– Хозяйка!
– Харриет без стука ворвалась в будуар леди МакГрей. Встала, ловя ртом воздух.
– Что? - Элеонора уронила щетку для волос.
– Там... там...
– кухарка указала на дверь трясущимся пальцем.
Элеонора подбежала к ней, схватила за плечи и, что есть сил, тряхнула:
– Говори!
– Мальчик, миледи...
Элеонора выскочила из комнаты и помчалась по коридору. Вбегая в комнату Бойса, увидела его распростертым на полу. У распахнутого окна стояла освобожденная от простыни картина. Рядом валялись кисти, палитра, на которой Бойс разводил краски. Ясно, он рисовал и вдруг упал.
Элеонора рухнула на колени рядом с сыном.
– Сынок!
– его лоб был покрыт испариной, тяжелая голова выскальзывала из ее пальцев.
– Сынок!
Она легонько ударила его по щекам.
– Он не реагирует, миледи!
– заплакала от дверного проема Харриет, - Я пробовала. Он умер.
– Замолчи!
– Элеонора
Вместе, едва не надорвавшись, они уложили юношу на кровать. Харриет убежала. Своим платком Элеонора отерла осунувшееся лицо сына, расстегнула рубашку на груди, сняла с него обувь.
– Не смей, сынок, - сказала она спокойно, - я предупреждала тебя, что второго раза не переживу. Нам не нужны ни болезнь, ни смерть.
– Он у вас крайне истощен, леди МакГрей, - объяснил доктор, которого к ночи привезли из самого Инвернесс.
– В чем причина, говорите? Судя по состоянию организма - несколько недель без сна, скудная пища, сильные эмоциональные переживания. Последнее время он жил, как узник в одиночной камере. Вам, наверное, известно, что происходит в жизни вашего сына? Может, личная трагедия? Несчастная любовь. В таком возрасте с ними это часто случается.
– Несчастная любовь? Что вы!
– Элеонора поправила ночник на тумбе у кровати сына.
– Лайонел скоро женится по обоюдному чувству. Здесь у него все складывается. Но он художник, понимаете. Смотрите.
Она подвела доктора к картине. Подняла покрывало, скрывающее холст. Доктор поднес к носу пенсне и присвистнул.
– Сами посудите, много ли нужно сил, чтобы рисовать подобное? Порой он забывает не только поесть, напрочь теряет ощущение реальности.
– Согласен. Все-таки, миледи... Следите, чтобы он работал без фанатизма. Меньше дышал красками, больше времени проводил на свежем воздухе. В противном случае, один из величайших живописцев, рожденных Британией, не дотянет даже до своего двадцати пятилетия. Я пойду, мои услуги вам не понадобятся. Ему нужен отдых и уход, который вы сможете обеспечить.
Глава 13.
Нью-Йорк, США, XXI век.
Кэт не оставляла попыток дозвониться до Джерри. Идя по галерее, она набирала и набирала его номер. С одним и тем же нулевым результатом. Раздраженная, она влетела в мастерскую, швырнула мобильник на оттоманку. Он завалился в щель между сиденьем и витым подлокотником.
Мозес Гершт, работавший чутко, оторвался от холста.
– Зачем же так темпераментно, деточка?
– укоризненно насупился он, - Тише... Спокойнее... Артур божился, что вы будете мне помогать, а не мешать.
– Простите, мистер Гершт, - устыдилась Кэт, - Я больше не буду шуметь.
Удовлетворенный ее сконфуженным видом, старец нацепил на крючковатый нос бинокулярные очки, что висели у него на шее, с пиететом коснулся полотна сухой кистью.
Кэт, все еще красная от стыда, чудовищным усилием воли собралась с мыслями. Пристроившись за спиной мастера, стала наблюдать за его действиями.
Вполголоса пререкаясь с кем-то невидимым, Мозес счищал с холста бурые лишаи. Льняные волосы девы на картине сияли в свете ламп. Палитра потемнела. Стоило реставратору немного поменять освещение в комнате, как краски сделались глубокими, образы - объемными.