Темная история в третьем роддоме
Шрифт:
— Да, очень страшно было, — призналась Таня.
— Ни за что бы не сказал, — продолжал анестезист в том же духе. — Вы действовали абсолютно уверенно.
Будто он там что-то видел, кроме пациентки. Вроде, и приятно, а с другой стороны, приятнее было бы, если бы это было правдой. Таня стала развязывать одноразовый гаремо-наряд, в зеленовато-голубую расцветку которого добавились бордовые пятна крови.
— Давайте, помогу, — Алексей Витальевич подошел сзади и начал развязывать завязки на шее.
— Нет,
В его голосе слышалась насмешка.
— Станислав Борисович, любезный, ну дайте мне…
— Это не ко мне, Леша.
— Дайте мне пообщаться с молоденькой красивой девочкой, прежде чем я опять вернусь в компанию вонючих бородатых мужиков.
— Вы льстите нашим хирургам, — бросил Станислав Борисович. — Прежде чем вы вернетесь в их компанию, вам нужно заполнить историю. И, как вы понимаете, с утра явка к начмеду с повинной неизбежна для всех участников инцидента.
— Мне тоже? — испугалась Таня.
— Нет, это удовольствие только для врачей, — отрезал заведующий. — Татьяна Егоровна, наверняка в родзале ждут вашей помощи.
Мужчины ушли. Таня бросила взгляд на часы. Пятнадцать минут первого. В двенадцать часов, Золушка, твоя карета превратиться в тыкву.
Наплыв в родзале рассосался. Кроме прокесаренной Ольги Михайловны, остальные, прибывшее по скорой, рожали второго, а одна — даже третьего, так что отстрелялись по-быстрому. Двум первородкам еще было гулять и гулять. Чувство горечи во рту после операции не проходило. Находиться в этом состоянии дальше стало невыносимо. Таня решила воспользоваться паузой и выйти подышать. Она отпросилась на пятнадцать минут у Альбины Матвеевны, переоделась в уличное и вышла на крыльцо.
И оказалось, что не у нее одной горчит о рту. Или на душе.
Станислав Борисович стоял, опершись на перила, и смотрел на ночной город. В его позе было что-то обреченное.
— Вы сделали всё возможное, — решилась Таня и встала рядом.
— Ты меня утешаешь? — фыркнул Дежнев.
Совсем не тот Дежнев, который просил подать ему халат. Тот Дежнев, который отчитывал «молодняк» за ее писульки.
— Да, — просто ответила Таня. А что, ей теперь оправдываться? «Нет, я просто мимо проходила, и само вырвалось…»
Между ними повисло тяжелое молчание.
— Нужно было сделать невозможное, — наконец тихо произнес Станислав Борисович.
— Вы же врач, а не волшебник.
— С вашей точки зрения, это должно меня утешить? — Дежнев перевел взгляд с темной заснеженной улицы на нее.
Теперь Таня уперлась взглядом в темноту теней, отбрасываемых зданием больницы.
— Станислав Борисович, а почему вы стали гинекологом? — тихо спросила она, не поворачиваясь к собеседнику.
Дежнев снова фыркнул.
— Ждешь возвышенных историй о вечном долге перед матерью, комплексах
Она пожала плечами.
— Всё просто и банально, — жестко произнес заведующий. — Вообще, я мечтал стать хирургом. Но не написал вовремя заявление на специализацию. Прохлопал ушами. И меня распределили, где оставались места. Вот и вся романтика. А тебя сюда каким ветром забросило?
Татьяна взглянула на собеседника и нактнулась на его пристальный взгляд. Зуева опять пожала плечами.
— Просто хотела здесь работать, — ответила она. Не делая акцента на «здесь». Не признаваясь, что рядом с ним. Умалчивая, про те годы, которые она сюда шла.
— Теперь работаешь. Стало легче?
Таня в очередной раз пожала плечами. Просто не разговор, а зарядка какая-то.
— А вам? — спросила она спустя какое-то время.
— Через пару дней станет. Вы, Татьяна Егоровна, по делам шли, или просто нос поморозить?
— Я до магазина, — соврала Таня. — У Альбины Матвеевны отпросилась.
— Вот и бегите в магазин.
Вот и поговорили.
Дерьмовый вечер. А ведь как хорошо начинался. Какие планы были у Стаса на эту ночь! Хочешь посмешить богов — расскажи им о своих планах. Дежнев бросил взгляд на часы. Час ночи. Он уламывал Фею Пипетку в одиннадцать забежать в кабинет УЗИ примерить подарочек. Ему на член. В итоге он не просто не смог прийти — он забыл, просто забыл о том, что собирался. Выходит, потеря буковки «а» в эсэмэске была не опечаткой, и не описочкой по Фрейду, а самореализующимся пророчеством. Сам себе напророчил, сам и реализовал. Дебил.
И Татьяну обидел ни за что. Она же ни виновата, что лысеющий старпер по всем статьям проигрывает молодому, резвому козлику? Еще меньше она виновата в том, что лысеющего старпера этот факт задевает. Особенно на фоне оглушительного «буль-буль» в лужу на очередной операции. Никто не виноват. Она не виновата. Он не виноват. Халтурщик-узист виноват. Если бы он своевременно заметил изменение кровотока в районе плаценты, у женщины было бы больше шансов. Пациентка бы заранее легла в отделение. Ее бы со всех сторон обследовали. Подобрали бы тактику ведения органосберегающей операции. И, во всяком случае, женщина была бы психологически готова к худшему сценарию. А теперь Стасу предстоит, глядя ей в глаза, сказать, что она пришла в роддом за ребенком, а ушла без матки. Нет, он мужик, хоть и лысеющий старпер. Он справится. Но, боже, как же не хочется оправдываться. Будто он что-то сделал не так…
И Таню зря обидел. И ведь девчонка хорошая. И руки из правильного места растут. И голова работает. Плохо, что у Стаса рядом с ней голова не работает. И вообще рядом с ней не до работы. Надо как-то бороться с собой. В руки себя взять. Самореализовать пророчество, так сказать.
Ревность — плохой советчик. Особенно, когда советует старческому слабоумию. И Стас бы справился. Обязательно справился с этим неуместным чувством, если бы удар оказался не был столь внезапен и сокрушителен. У Дежнева просто мозг отключился, когда он увидел анестезиста рядом с Таней. Откуда только слова нашлись… какие-то цензурные.