Темная кровь
Шрифт:
– Ты в меньшинстве, мальчик, – рявкнул один из людей Джарвика. – Нас тут пятеро.
– Надо было привести больше людей! – ответил Алахан, бросаясь в атаку.
Ближайший из мужчин поднял глефу, отражая древком удар молота. Алахан вложил в замах достаточно сил, и древко развалилось пополам, а топор погрузился в плечо противника под углом в месте, где начинается шея. Остальные четверо стали окружать Алахана, и тот потерял преимущество внезапности.
– Ты шустрый парень, но сейчас ты сдохнешь! – выпалил один из воинов, замахиваясь большим боевым молотом.
– Так иди и убей меня, вероломная сучка
У оставшихся воинов были два топора, глефа и молот, чей обладатель, похоже, считался условным главой отряда. Алахан позволил им окружить себя – воины держались от него на приличном расстоянии, выказывая невольное уважение человеку, который так быстро уполовинил их отряд.
Они двинулись на Алахана одновременно, размахивая над головами оружием и атакуя с флангов. Он ринулся вперед и отразил первый удар своим топором, в то же время уклоняясь от второго. Алахан крутанулся и рубанул по ногам воина, чей удар отбил первым, а затем убил другого – одной рукой взмахнул топором снизу вверх, раскроив ему ребра. Алахан метнулся к нему и погрузил рукоять топора в шею упавшего воина.
– Что-то я еще не сдох, – рявкнул он на двух оставшихся врагов. – Может, Калагу стоило отправить за мной воинов получше?
До противников постепенно дошло, что они сражаются против сына Алдженона Слезы, и оба, похоже, приготовились сбежать.
С мрачным выражением лица Алахан осторожно подбирался к тому месту, где лежал один из его метательных топориков. Не отрывая взгляда от врагов, он поднял оружие и шагнул к ним. Собаки принялись громко выть, и Алахан порадовался, что больше не слышит воплей Тимона из хижины.
«Возможно, топору все-таки стоит выбрать имя», – подумал он.
Воин с молотом, казалось, был больше готов к битве, чем его соратник, поэтому Алахан сосредоточился на нем.
– Мне совсем не радостно убивать сородичей-раненов, даже таких вероломных ублюдков, но вам придется умереть, – прорычал Алахан.
Воин из Джарвика держал наготове молот и принял защитную стойку.
– Тогда иди ко мне, мальчик. – Он говорил уверенно, но руки на рукояти молота дрожали.
Алахан двигался быстро. Оставив топор в одной руке, он вытянул ее и двинул крестовиной двуглавого оружия в нос противнику. Тот только что прекратил говорить и не успел уклониться от удара. Алахан таким же образом ударил его в живот, отчего воин со сломанным носом растянулся на снегу, судорожно пытаясь вдохнуть. Алахан, не сводя глаз со второго воина, небрежным движением перерезал упавшему горло одним взмахом топора.
Он совсем не хотел их убивать. Его противники не отличались мастерством, их смерть всего лишь помогала сохранить в тайне его местонахождение. Тем не менее, когда он убил последнего из воинов, Алахан Слеза, верховный вождь Фьорлана, почувствовал: события перешли черту. Ранены регулярно воевали с раненами, и рядовые воины, оружейники, даже люди из Свободных Отрядов привыкли к частым смертям вокруг. Но сейчас все было по-другому. Когда Алахан вытер топор и вернулся в охотничью хижину, не обращая внимания на беспорядочный лай и вой собак, он внезапно осознал: на их землях началась гражданская война. Его отец был уверен, что за проблемами Канарна и Фьорлана стояли козни каресианской колдуньи, и Алахан начинал верить в силу колдовства, только
Алахан и Тимон бежали почти весь день в таком темпе, который позволял им нести на себе доспехи и оружие и при этом не умереть от изнеможения. В полдень они сделали недолгий привал, наскоро перекусили сушеным мясом и неизвестными кореньями, но в остальном день показался Алахану очень долгим и изматывающим. Ездовые собаки слишком боялись Тимона и даже после часа уговоров отказывались везти сани с ним. Как ни странно, он постоянно за это извинялся. Во время бега Тимон разговаривал очень мало, и Алахана впечатлила его выносливость. Казалось, огромный берсерк вообще не устает, ему не нужен отдых, и молодой вождь задумался, не добежал ли Тимон таким же образом до Фьорлана от самого Нижнего Каста.
Вокруг них простиралась белая равнина. Начиналась зима, и пересеченную местность покрывал глубокий снег. Алахан знал, что владения Слезы и Летнего Волка разделяются рекой, но сомневался, что они найдут ее русло под снегом. Он думал, первым признаком верного направления будут стены самого Тиргартена, но Тимон утверждал, будто гораздо раньше, чем они доберутся до города, они наткнутся на троллей. Вероятно, чем раньше выпадал снег, тем лучше Ледяные Люди Рованоко чувствовали себя на открытой местности.
Когда спутники подошли к скалистому ущелью, пока еще не полностью занесенному снегом, Тимон остановился.
– Здесь нам нужно устроить привал, – низко пророкотал он.
– Правда? Потому что у меня уже ноги отнимаются, – сухо заметил Алахан.
Берсерк нахмурился – слишком сильно, из-за чего его лицо исказилось в гримасе.
– Я не могу устать. Поэтому тебе нужно говорить, когда ты устал. Я не хочу, чтобы ты себе навредил, – ответил он честно.
– Ты никогда не устаешь? Таким даром и я был бы не прочь обладать. – Алахан тяжело дышал, он был силен и вынослив, но целый день бежать по снегу ему было тяжеловато.
Снегопад прекратился, и хотя в расщелину задувал пронизывающий ветер, для этого времени года было не так уж холодно. Берега моря не было видно, приметные ориентиры на местности встречались нечасто и находились далеко друг от друга, из-за чего любая выступающая скала становилась важным маяком в заснеженных пустошах.
– Тебе нужно отдохнуть, друг Алахан, – заметил Тимон.
– Благодарю, – ответил молодой вождь. – Думаю, так и сделаю. Эти скалы – хорошее укрытие, если только сюда не начнет задувать снег.
Алахан сел, прислонившись спиной к скале, и Тимон улыбнулся. Твердую землю покрывал снег, но без ветра и с толстым плащом из медвежьей шкуры сын Слезы мог расположиться с некоторым комфортом.
– Ты не против поговорить, друг Тимон? – спросил он, пытаясь устроиться поудобнее на холодных камнях.
Берсерк снова исказил лицо в гримасе, которая, как понял Алахан, обозначала мыслительный процесс.
– Совсем не против, хотя есть кое-что, о чем я говорить не могу.
– Например, о том, почему берсерк из Нижнего Каста не может убивать? У вашего народа совсем другая слава.