Темная лошадка
Шрифт:
На грани сна я услышала, как кто-то тихо постучал в дверь, подергал ручку, но не получив ответа, ушел. Я оставила ключ в замочной скважине.
Все утро воскресенья я провела, разложив на полу своей комнаты топографическую карту окрестностей города. Сидела долго. С закрытыми глазами, с открытыми, сидела и вспоминала толчки, повороты и ухабы. Пыталась представить кошмарную гонку в железном кузове и угадать время. Но получалось плохо. Достаточно перепутать один поворот, и я уведу следствие в другую сторону.
Откуда меня везли? На плане были обозначены частные гаражи и заводские постройки, сарай, судя
Поняв бессмысленность усилий, я набрала на сотовом номер Андрея и, после приветствий и расспросов о самочувствии, задала вопрос:
— Ты работаешь вместе со следствием?
— Да, — ответил детектив.
— Передай, пожалуйста, Сергею Андреевичу, что я ничем не могу помочь с маршрутом. Я очень старалась, но не могу с точностью сказать, даже сколько раз перевернулась, выпадая из кузова. Перепутаю направление и все — ложный след.
— Я понимаю, — сказал Андрей. — Боишься всех запутать.
— Прости, я старалась, но, увы…
Через несколько минут после разговора с Андреем, — я только успела карту сложить и собраться на террасу голову проветрить, — мой сотовый разразился нервной, требовательной дрожью. Это была мама. И как часто бывает, с упреками, кои трудно перебить:
— Я не знаю, где ты живешь, и что происходит! Почему тебя две недели нет дома! Почему за ключами от твоей машины и квартиры приезжал этот туполевский Антон! Ты что-то от меня скрываешь?! Ты обещала перезвонить еще в пятницу, я ждала всю субботу, — мама звонила дважды, но один раз надо мной трудился косметолог, а второй раз я сидела за обеденным столом вместе с Кутеповыми и не могла ответить. Матушка итальянкой племянницы давно скончалась, так что согласитесь, разговор по телефону «да, мама, нет, мама», звучал бы странно. А простыми междометиями от моей дорогой мамочки отделаться сложно. — Что происходит, Софья?! Ты где?!
— Со мной все в порядке, — соврала я и посмотрела в зеркальную дверь платьевого шкафа. Маска енота почти сошла, если замазать ее тональным кремом поверх лечебной мази, то вообще ничего не останется. Я так надеюсь. Но косметичка настойчиво рекомендовала не пользоваться декоративной косметикой хотя бы два дня. Брови, безусловно, за это время не вырастут, но подрисовать их вполне можно. — Я к тебе приеду…
— Когда?! — раздался в трубке грозный рык.
— Завтра.
— Почему не сегодня?!
— Я занята.
— Чем?! В воскресенье…
— Мама, — перебила я, — я приеду к тебе. Обязательно. Обещаю. Но завтра.
— Софья, скажи мне честно, — ты не в больнице? Не в тюрьме?
— Мама!!!
— Нет, ты скажи, я все пойму!
Сумасшедший дом. Боже, дай мне силы.
— Мама, зачем мне в тюрьме машина? Антон сказал тебе, что перегоняет машину для меня? Включи логику!
Мама включила. И перешла на просительный тон.
— Сонечка, я так хотела, что бы ты сегодня проехалась со мной по мебельным магазинам. Ты знаешь, как долго я выбираю… — Я знала. Действительно долго. Мама только недавно переехала из Городка в Город губернский и с трудом привыкала к обилию магазинов. Из магазина в магазин с ней можно перебираться раз двадцать, сжечь бензина на пятьсот
— О чем?
— Нам надо купить другой шкаф. Из старого все вываливается.
— Мама, ты купи любой, я все оплачу…
— Софья, — с упреком булькнула мамочка, — я не о деньгах, я о совете… Я тут один присмотрела, но не знаю, слишком он громоздкий…
Шкаф был описан в деталях. После чего было затребовано одобрение, что я и сделала, скрестив на всякий случай пальцы. (Не приведи господи, ошибиться. С досадной регулярностью меня будут водить на экскурсию к этому шкафу, и изумляться — как две умные женщины могли так опростоволоситься?!)
— Мамуля, я приеду завтра.
— Обещаешь.
— Клянусь.
— Что приготовить на обед?
— Мясо с картошкой.
Кстати о мясе, и неправильном питании. Вчера Нюся грозилась напечь беляшей.
Я тихонько прокралась к черной лестнице и бегом спустилась на двадцать седьмой этаж. Беляшами начинало пахнуть еще на пороге пентхауза.
Три горячих, наивкуснейших булки с котлетой под кружку холодного молока, — остаток воскресного дня я хотела провести в приятной лени, одиночестве и бездумном просмотре всего подряд по телевизору.
Странное дело, но обо мне как будто забыли. Так было в первую неделю после моего водворения в пентхаузе. Никто не стучал в дверь, не просил рассказать о жизни сицилийской мафии или ощущениях кинднепинга, все занимались своими делами и в гости не торопились.
Я даже обиделась. Когда собираешься отстаивать свое конституционное право на отдых, а вдруг оказывается, что никому ты особенно не нужна, поневоле становится досадно. И желание приятно лениться исчезает само собой.
Или за несколько часов добровольного заточения я все же успела нормально отдохнуть? А деликатные Кутеповы дали мне эту возможность?
Не исключено.
Около шести вечера в мою дверь, наконец, постучали. Я вскочила с кровати, подбежала к двери и распахнула ее настежь.
— Хочу попрощаться, — с сумрачным видом пробасил Кутепов и переступил порог. — Мне сказали, ты неважно себя чувствуешь?
— Мне уже лучше, — отчиталась я и приступила к неприятнейшей фазе извинений: — Михаил Петрович, мне очень жаль, что я вчера сболтнула насчет отъезда Миши и Светы…
— Пустое, — перебил мое блеянье хозяин дома. — Я не обязан отчитываться о своих решениях перед дочерью. Я вот что зашел… ты тут присмотри за всеми. Хорошо? Чуть что, — звони. Я с них живо стружку сниму.
— Не думаю, что это понадобится, — смутилась я. Фискальства такого рода от меня еще не требовали. Но лиха беда начала… — Когда возвращаетесь, Михаил Петрович?
— Надеюсь, что послезавтра, — скупо бросил Кутепов и, потрепав меня по плечу, простился: — До встречи, Софья.
— Всего хорошего, дядя Миша, — пропищала я, так как порог Кутепов уже переступил, а невдалеке маячила Светлана. Непонятное выражение лица девушки, заставило меня высунуться еще дальше в коридор. Чего вдруг няне потребовалось в этой половине дома, в углу рядом с напольной вазой? На детской стороне у Светы не осталось дел и она устроила себе прогулку?