Темная лошадка
Шрифт:
– А какое отношение имеет к лошади земельный участок?
– Обычная формальность, сбор данных. Испытывал ли землевладелец финансовые затруднения и тому подобное. Участок у мистера Хьюза не из дешевых, да и его освоение…
– Трей Хьюз в деньгах не нуждается, – возмутившись таким предположением, отрезал Сибрайт. – Спросите кого хотите: в прошлом году он получил огромное наследство.
– До или после того, как купил землю в Фэйрфилдс?
– Какая разница? – раздраженно спросил Брюс. – К участку
– После смерти матери?
– Мисс Эстес, мне не нравятся ваши намеки. И разговор этот никакого удовольствия не доставляет.
Он встал со стула, еле удерживаясь от того, чтобы вышвырнуть меня за дверь.
– Известно ли вам, что ваша падчерица работала у тренера мистера Хьюза? – спросила я.
– Эрин? А Эрин тут при чем?
– Сама хотела бы понять. Но она, кажется, пропала.
Раздражение Сибрайта достигло критической отметки.
– Да кто вы такая? На кого вы работаете?
– Мистер Сибрайт, это информация конфиденциальная. И у меня тоже есть профессиональная этика. Вы как-то помогали Эрин устроиться на эту работу?
– Не ваше дело!
– Вам известно, что вот уже почти неделю никто не видел Эрин и не говорил с нею?
– У Эрин своя жизнь, с родственниками она не близка.
– Неужели? А мне сказали, она очень даже близка с вашим сыном.
Брюс Сибрайт побагровел и угрожающе ткнул в мою сторону пальцем.
– Ваше служебное удостоверение, пожалуйста!
Я подняла ту бровь, которая слушалась, скрестила руки на груди и оперлась спиной на шкаф.
– Почему вы на меня так рассердились, мистер Сибрайт? Я думала, отец проявит больше беспокойства о дочери, нежели о клиенте.
– Я не… – тут он спохватился и закрыл рот.
– Не ее отец? – подсказала я. – Вы не ее отец, следовательно, вам незачем о ней беспокоиться?
– Я не беспокоюсь об Эрин, потому что Эрин сама за себя отвечает. Она взрослая.
– Ей восемнадцать лет.
– Вот именно! И она больше не живет со мной под одной крышей. Она поступает, как ей угодно.
– А может, в этом все и дело? То, что угодно Эрин, неугодно вам? Девушки-подростки… – Я сочувственно покачала головой. – Без нее как-то проще, верно?
Его буквально трясло от сдерживаемой ярости. Он неотрывно смотрел на меня, словно каленым железом впечатывая мое лицо себе в мозг, чтобы, когда я уйду, вызывать его в памяти и ненавидеть.
– Убирайтесь из моего кабинета, – тихим, сдавленным голосом произнес он. – И если я еще раз увижу вас на своей земле, вызову полицию.
Я неторопливо отошла от шкафчика.
– И что вы им скажете, мистер Сибрайт? Что меня надо арестовать, потому что я забочусь о вашей падчерице больше, чем вы сами? Уверена, подобная причина покажется им весьма любопытной.
Сибрайт рывком распахнул дверь
– Дорис, позвоните в полицию!
Секретарша изумленно выпучила глаза.
– Попросите к телефону детектива Лэндри из отдела грабежей и убийств, – добавила я. – Назовите ему мое имя. Он будет очень рад подъехать лично.
Сибрайт прищурился, пытаясь понять, блефую я или нет.
Из «Гриффон девелопмент» я вышла своими ногами, села в автомобиль Шона и укатила – пусть Брюс Сибрайт подумает.
13
– Бог мой, Эл, у тебя вид как будто из девичьей поп-группы восьмидесятых!
По дороге домой я опустила верх «Мерседеса», в надежде, что от свежего ветра у меня прояснится в голове. Вместо этого солнце высушило мне мозги, а ветер взбил волосы в прическу для фотосессии продвинутого модного журнала. Хотелось выпить, поваляться на солнышке у бассейна, но я знала, что не позволю себе ни того, ни другого.
Шон нагнулся ко мне и чмокнул в щеку.
– Машину мою сперла, негодяйка!
– Она подходила к моему наряду.
Я вылезла из «Мерседеса» и отдала ему ключи. Шон был в бриджах, сапогах и черной майке в обтяжку с закатанными по плечо рукавами, чтобы показать бицепсы размером с грейпфрут.
– Наверно, придет Роберт заниматься с тобой, – сказала я.
– Это почему? – раздраженно спросил он.
– Майка без рукавов. Дорогой, я тебя насквозь вижу!
Мы вместе прошли через двор конюшни к домику для гостей. Шон покосился на меня, сдвинул брови.
– Ты в порядке?
Мне вдруг захотелось обо всем ему рассказать, вместо того чтобы отделаться обычным ничего не значащим «да». «Странный момент для откровений», – подумала я, осадила себя, выдохнула и все-таки сказала вслух:
– Да.
Каким бы запутанным и сложным ни становилось дело, как бы неохотно я ни участвовала в нем, тряхнуть стариной оказалось приятно. Приятно чувствовать себя нужной.
– Хорошо, – вздохнул Шон. – Иди, Золушка, пудри нос и превращайся обратно в себя самое. К твоему второму «я» вот-вот пожалуют гости.
– Кто?
– Ван Зандт, – процедил Шон с такой гримасой, будто на язык ему попало что-то горькое и с косточкой. – Не говори, что ради тебя я не способен на жертвы.
– Родная мать не сделала бы для меня больше!
– Правильно, золотко мое, вот так и дальше думай. Твоя родная мать этого мошенника на порог не пустила бы. У тебя двадцать минут на чистку перышек.
Я приняла душ и надела один из купленных на ипподроме комплектов: рубиново-красную юбку с запа€хом, сшитую из индийского сари, и желтую льняную блузку. Десяток звенящих браслетов, босоножки на платформе, очки в черепаховой оправе – и вот я уже Элль Стивенс, дилетантка.