Темная полоса
Шрифт:
– О, привет, дорогая! – Инка в свойственной ей чуть жеманной манере расцеловалась с Алиной и Сашкой, а нам с Варькой послала сахарную улыбочку – одну на двоих. – Какое ожерелье!
Алинка, чье воспитание я бы не стала приводить в пример своей дочери, потянулась к уху по други и что-то ей быстро сказала. Инна удивленно покачала головой и бросила еще один, гораздо более внимательный взгляд на пресловутое ожерелье.
– Инночка, а это Сашина дочь! – торжественно объявила Алина.
– И моя, – добавила
Инна приобняла мою девочку:
– А Варя сказала вам, что она – моя любимая ученица?
– Не может быть! – Настроение Алины становилось все лучше. – Я как раз хочу предложить Варе стать ведущей той передачи, которую мы с тобой придумали!
– Ах, какая хорошая идея! Мы с Алинушкой решили, что надо рассказывать с экрана о нашем культурном сообществе. Это же так интересно! – хлопала крыльями Инка.
Всеобщий радостный подъем действовал на нервы – шабаш просто какой-то. С подноса проходившего мимо официанта я выхватила третий бокал шампанского.
– Варя, завтра приходи к своему папе, – наседала на мою дочь Алинка. – Надо подписать контракт. Ты совершеннолетняя?
– Ну да!
– Ждем тебя в двенадцать часов.
– Я тоже подойду к двенадцати, – промурлыкала Инка. – Ой, Евгений Станиславович там… Надо бы пообщаться с мужем.
Невольно я глянула в ту же сторону, что и она. В лаундж-зоне сидели мужчины, а возле них стоял тот единственный, нечаянный. Вот только его тут не хватало! Хотя, пожалуй, действительно не хватало.
Глава 7
Инна убыла в упомянутом направлении, к Саше подошли его гости, пожелавшие выпить с ним за праздник компании, Алинка тут же стала кокетничать и выпендриваться, а на меня накатил приступ смертельной усталости.
Вдруг Варька кому-то помахала рукой:
– Ой, это же Вельжбицкий!
Оказалось, на вечеринке присутствовал Варькин приятель из художественного училища. Он был сыном какого-то крутого рекламодателя «ТВ-Гродин». Варька, дитя малое, наивное и влюбчивое, побежала к нему.
Тем временем основная часть культурной программы завершилась. Телепередача в форме капустника подошла к концу, экран погас, а свет в зале включился на всю яркость. Диджей снова взгромоздился за пульт и завел свою шарманку.
Оставшись в одиночестве, я нашла уютный уголок за пластиковой пальмой, уселась в кресло, отхлебнула еще глоток шампанского, поискала глазами Дольче. Он был шагах в двадцати от меня. Беседовал с какой-то пухлой дамой, бросая быстрые взгляды куда-то в сторону и нервно постукивая ногой. Зная своего друга тридцать пять лет, я почуяла неладное. Но тут меня отвлекли.
– П-привет…
Я обернулась.
За спинкой моего кресла стоял Женька. Я впервые видела его в строгом темном костюме, при галстуке и в модельных туфлях. В образе клерка он выглядел намного менее загадочно, чем в костюме
Художник Шельдешов улыбался немного хитро, будто у него для меня были какие-то хорошие новости. Но я знала его новости, им было уже девять лет. Мои новости тоже были не в новость и имели отношение к тем же явлениям и событиям, что и Женькины. Любовь – вот что мы скрывали.
– Привет, – ответила я, отразив его улыбку на своем лице.
– Веселишься?
– Не так чтоб очень.
– Давай с-сбежим? У меня в студии есть большая кровать.
В свете новых решений сопротивление показалось мне глупой потерей времени.
– Давай. Только я с Дольче разберусь…
– А что с Дольче?
– Смотри… Он говорит с Надькой!
Выяснив, что прилетела и эта ведьма, я серьезно заволновалась. Можно было не сомневаться, что сейчас-то и начнется праздник. А ведь это совершенно не нужно, абсолютно глупо. Но Дольче уже ринулся в бой. Я жестом попросила у Женьки минутку и рванула к другу. Успела я только к концу его обвинительной речи:
– …и самое смешное во всем этом, что ты запасаешься на Крещение святой водой, постишься перед Пасхой, тем самым надеясь, что место в раю тебе забронировано!
– Ты что несешь! – шипела Надежда. – Какое Крещение? Какая Березовка? Я ни за что бы такого не сделала! Я бы никогда…
– Пошел вон, педрило! – В нашей опере это была партия Надькиного мужика, Сергея Аветисяна.
Как ни странно, Дольче его послушался. Я не успела удивиться, как он уже беседовал о чем-то с диджеем.
– Хочешь, я убью того толстяка? – Женька уже был рядом и показывал пальцем на любовника Надежды. – А мне ничего не будет.
– Почему это?
– Я стою на учете в психушке. – Женька подмигнул мне с видом сумасшедшего. – Уже почти двадцать лет.
– Это почему?
– Три попытки самоубийства в юношеском возрасте. Не пугайся, я это пережил.
– Я вижу.
– Во всех смыслах пережил, – серьезно сказал Шельдешов и махнул рукой в сторону сцены. – Смотри!
Но надо было не смотреть, а слушать. Закончив переговоры с диджеем, Дольче взял у него микрофон и обратился к публике:
– Уважаемые господа!
Многие гости обернулись к нему, а в зале стало заметно тише.
– Я хочу рассказать вам одну вещь. Вон там, за колонной, стоит Надежда Калачова, владелица салона красоты «Амадей». Я хочу предупредить вас, дорогие друзья, что связываться с Надеждой очень опасно. Во-первых, она подлая до безобразия стерва. Во-вторых, вас это рано или поздно достанет, и вы захотите сообщить ей об этом. И тогда она поедет в один поселок в нашей области к потомственной колдунье, и та наведет на вас порчу на смерть. Не знаю, как работает эта порча, но моя подруга Боряна умерла.