Темная вода
Шрифт:
– Аж на ту сторону?
– А чего делать? Хлебца-то надо! Я и так сидела-сидела, пока все сухари не извела. Одной картошкой жила. Ну да с картошкой чаю не выпьешь. А без чаю и вовсе жить нечем.
– К чаю заварка нужна, - поддерживает разговор Олега.
– А чаю нынче и в городе не стало.
– Заварки мне до веку хватит: зверобой, да душичка, да лист смородиновый. Этого добра - на всякой меже. Я уж и на зиму припасла, пучков навязала.
– Выходит, хорошо живешь?
– А мне много не надо. Вот хлебца купила, макаронцев, пшенца полкило...
– вдруг встрепенулась она.
– Со мной авоська была...
– Да тут, тут твоя авоська!
– успокоил Олега.
– Ох ты Господи! Аж сердце захолонуло!
– Она провела ладонями по лицу, будто очищаясь от незрячести.
– Так грохнулась - про поклажу забыла. Небось весь хлеб уляпала... Погляди, сынок, все ли цело? Не просыпалось ли чего...
– Цело, цело! Я авоську на сухое отнес. Хлеб немного повредился, а так все цело.
– Ну, слава Богу!
– расслабилась Ульяна.
– Хлебец - это я общипала. Шла да сквозь мережку поковыривала. Хлеб еще теплый, в самый раз привезли. Хотела еще маргарину взять, да сказали - нету. И тот раз не было. Мне одного кирпичика до октябрьских хватило бы... А без маргарина лук не на чем обжарить. Для варева. Я и так обхожусь: натереблю подсолнуха, бутылкой жареное семя покатаю, ненужное отвею, а нужное - в суп. Оно вроде и пахнет маслицем.
– Ну ловко!
– деланно похвалил Олега, поглядывая на бугор - не идет ли машина.
– Сама додумалась или кто научил?
– Не я, дак нужда моя. Нужда жернов вертит.
– Лицо бабы Ули затеплилось довольной плутоватой живинкой, но тут же пасмурно озаботилось.
– Все б ничего, да вот без очков не знаю, как буду... Слепая, дак и за ворота не выйдешь. А мне скоро картошку копать.
– Разве больше некому?
– поинтересовался я.
– Дак кому еще - одна живу.
– А мужик где?
– А мужик теперь от меня отдельно.
– Как это? Бросил, поди?
– Ага, бросил...
– кивнула Ульяна.
– Вон на тот бугор убрался...
– Умер, что ли?
– Да уж семнадцать годков тому, - торжественно, в каком-то почтении пропела Ульяна.
– Что так? Отчего умер-то?
– А зачем тебе?
– уклонилась она.
– Ты его не видел, не знаешь. Помер да и помер, царство небесное.
Ульяна затихла, отрешилась лицом, собрав губы, будто стянула их шнурком наподобие кисета.
– Ну не хочешь - не говори.
– Да чего говорить...
– горестно выдохнула она.
– Трактором переехало, вот и вся недолга...
– Как же это?
– Смерть причину найдет, когда Бог отвернется, прости мя, грешную... Ночью он на болоте осоку косил. Для своей надобности. Коровка у нас была. А когда рассвело - пошел еще и колхозный клевер убирать. Днем на жаре разморило не спамши. Он и пралег на свежую кошенину. Да еще голову травой прикрыл - от мух. Вот тебе трактор с прицепом. С фермы за подкормкой приехал. Стал разворачиваться да и накатил своим колесищем на сонного. Аж внутренности выпали.
– Да как же он так?
– ужаснулись мы.
– Куда тракторист
– А я, говорит, думал, что это чья-то кухвайка лежит. Он ведь в своей кабине эвон на каком юру сидит! Оттуда и земли до путя не видно. А может, тоже ночь не спал, по девкам пробегал. Малый молодой, только из армии вернулся. Ну а председатель с парторгом убоялись ответа да и написали бумагу, как будто мой сам во всем виноват. Дескать, выпимши был. Трезвый, мол, не стал бы в борозде валяться. А он и в рот ничего такого не брал - язвой маялся. Из-за этой ихней бумаги мне и пенсии никакой...
– Взяла бы да в суд подала, - подсказал Олега.
– С кем судиться-то? Тракторист завеялся от греха куда-то. Парторг вскорости сам от водки помер. А председателя в район на должность забрали. Посудись теперича с ним, когда он пузом вперед ходит...
Ульяна потянула на затылок платок, подоткнула растрепавшиеся седые кудели.
– Ох, лихо мое!
– вздохнула она.
– Стало быть, нема очков? Как же я добираться буду? Даже не знаю, куда лицом стою: домой али от дому... Срубите-ка мне палку да направьте носом, куда иттить... Бог даст, доберусь как-нибудь...
– Погоди, баб Уль.
– Олега тронул ее за плечи.
– Сейчас машина будет. Отвезем тебя до самого дома. У тебя соседи-то есть?
– Теперь какие соседи? Кричи - не докличешься. Справа один бугор от хаты остался. А слева хаты целы, да без людей. Аж в четвертой от меня Клаха еще копошится.
– Ну а если что случится - как тогда ?
– А мне в том году школьные ребяты флаг перед хатой устроили, - почему-то усмехнулась Ульяна.
– Они так-то всем кривым старухам поделали. Ежли надо чего, говорят, дак ты, баба Уля, за шнурок потяни - белый флаг и поднимется на слегу.
– Ну и как, тянула?
– Баловство все это!
– отмахнулась Ульяна.
– Кто эту тряпицу увидит? Кто на нас побежит? Клаха совсем обезножела, хоть самой белый флаг выкидывай. А которая справа - та к дочери уехала: дочь у нее родила. Доси нету.
– Ну а у тебя самой дети есть?
– Да как сказать... Пока маленькие бегали - вроде были, а выросли - вроде и нету... Одни обноски от них остались, берегу в сундуку.
– Выходит, тоже бросили?
– Не-е!
– воспротивилась Ульяна.
– Детки у меня хоро-о-шие! Бог не обидел! В школу день в день проходили, выучилися. Младшенькая, Алевтина, учительский институт закончила по английскому языку, потом на самолетах летала.
– Стюардессой, что ли?
– переспросил Олега.
– Ага, ага!
– закивала Ульяна.
– Я этого слова никак не скажу... Противилась ей: зачем тебе это? Я ж буду бояться: а ежели упанешь с неба-то? А мне, говорит, нравится: за границу летаем, людей интересных вижу, форма красивая... Цветную карточку прислала - и правда: кустюм прямо влитый и картуз с золочеными крыльями - она и не она. Видеть радостно, а сердце щемит...
– Всю жизнь ведь летать не будешь, - резонно заметил Олега.
– Когда-то надо и на землю спускаться.