Темная волна. Лучшее

Кабир Максим

Я повернул голову – стул по другую сторону стола был пуст. Ненастоящий дядя исчез.

* * *

Я возвращался в разрушенный монастырь ещё несколько раз, но ничего и никого, кроме руин и туристов, там не нашёл. Через неделю я уехал из города.

* * *

Сорок девять лет без сына, только потому, что я поверил сущности, которая, возможно, является плодом моего воображения…

Иногда мне кажется, что я прожил безумную жизнь (большую её часть), испугавшись слов гротескного персонажа, с которым проговорил за всё время не больше часа.

Иногда

мне кажется, что я проклял себя и свою семью. Иногда – что я их спас.

Этого ведь достаточно… верно?

N 6

Солдат с усилием повернул блокирующий маховик, затем отошёл в противоположный конец «приёмного покоя» и замер по стойке смирно у другой двери, менее массивной и надёжной.

Через какое-то время доктор Виль Гур придвинул к себе карточку наблюдения и вписал: «День № 1. Камера запечатана. Объекты изучают обстановку, беседуют». Точно такой же бланк (пока ещё пустой) лежал на столе перед доктором Ренатом Фабишем. Утром все записи перенесут в дневник, на основании которого после заполнят протокол, раздел «Ход эксперимента». Как скоро это случится? Через пять дней? Десять?

Фабиш не писал. Неотрывно смотрел сквозь толстое стекло, будто боялся пропустить что-то важное. Происходящее в камере не располагало к подобному ожиданию. Испытуемые лежали или сидели на кроватях, объекты № 2 и № 5 листали книги. Ничего интересного. Вначале почти всегда так: тишь да гладь.

В «приёмный покой» смотрели окна трёх камер. В просторном помещении находились двое военных и четверо наблюдателей (три врача и психолог), внимание которых было сосредоточено на центральной камере.

Гур рассматривал подопытных – людей в серых робах с номерами на груди и спине. Объект № 1, бритоголовый, круглолицый, с родинкой над правой бровью, лежал на тонкой жёсткой подстилке, прижав руки к груди. Объект № 2, бородатый, с проседью, похожий на последнего русского царя, листал потрёпанный томик, кажется, Островского. На соседней кровати сидел объект № 3, широкоплечий шатен с выдвинутой вперёд нижней челюстью и узким носом. Рядом, на полу, устроился объект № 4, курчавоволосый, с оттопыренными ушами и мясистыми губами. Испытуемые разговаривали, объект № 3 улыбался неровными зубами. Эта улыбка притягивала взгляд доктора, она походила на смех во время панихиды. Объект № 5 имел вытянутое лицо и близко посаженные к носу глаза. Отложив книгу, он часто тёр кулаком рыжую щетину и поглядывал на дверь.

Помимо кроватей в камере было пять стульев, раковина и туалет – дыра в бетонном полу за невысокой перегородкой. Вдоль левой стены высились стопками книги, стояли коробки с сухим пайком. Запас еды был рассчитан на месяц: галеты, мясные и овощные консервы, концентраты первых и вторых блюд, чай, сахар. Подача к крану кипятка осуществлялась под контролем одного из наблюдателей.

Объекты лежали, сидели, читали, разговаривали.

Пока – рутина.

Гур посмотрел в потолок. Лампы светили с едва различимым электрическим шепотком, щедро и ярко, но казались холодными, как глаза подводных хищников.

Гур моргнул и опустил взгляд. На столе перед ним лежала не карточка наблюдения, а наган, блестящий в свете комнатного прожектора, с цельным

затылком рукояти. Над револьвером маячило одутловатое лицо следователя: «Сама знаешь, в чём виновата, рассказывай!» – «У меня давление», – не открывая рта, ответил Гур. «Мы тебе, гадина, такое давление сделаем! К стене прикрутим – глаз, сволочь, неделю не сомкнёшь! Или хочешь в карцер без жёрдочки? Что, забыла уже?» Он не забыл. Помнил несколько ужасных минут в тесном ящике, без света, без понимания, за что, как, навсегда, замуровали? «У, паскуда!» Следователь замахнулся пресс-папье, передумал, швырнул на стол, надвинулся, вытянув руки, словно хотел вцепиться в лицо…

Гур дёрнулся и, моргая, отёр лоб рукавом халата. На белой ткани остались тёмные пятна. Заметил ли кто, что он… отключился?

– Ты как? – спросил Фабиш. Увидел что-то на его лице?

– В порядке.

Коллега кивнул и отвернулся.

Гур глубоко вдохнул, медленно, незаметно. Выдохнул. Сердце успокаивалось. Вдохнул, выдохнул.

Психолог, Виктор Чабров, постукивал по бланку карандашом.

– Уровень потребления кислорода в норме, – объявил Михаил Саверюхин, третий врач смены.

Чтобы объекты не спали, к кислороду, подаваемому в камеру через вентиляционное устройство, подмешивали экспериментальный газ, «вещество № 463», или «будильник», как его называли в группе. В больших дозах «будильник» был токсичен, проверни вентиль до упора – и бесцветное вещество, бегущее по вмонтированной в стену трубе, превратится из стимулятора в палача.

Исследовательскую группу создали для изучения последствий долгого бодрствования. Испытуемым пообещали свободу, если они не заснут в течение тридцати дней. Фабиш нарёк камеру Храмом Бессонницы.

За «приёмным покоем» наблюдал дежурный. Он сидел в отдельной комнате и отвечал за то, чтобы у окон камеры оставалось как минимум два сотрудника, когда другие едят, курят или справляют нужду.

– Как думаешь, когда назад попросятся? – спросил Гур.

Из головы не лезли сроки: сколько выдержат объекты?

– Назад? – шёпотом переспросил сидящий слева Фабиш, высокий и тонкий, точно обкорнанный ствол дерева. – В лубянскую приёмную? В лагерь?

Подопытных отобрали из политзаключённых.

– И всё-таки?

Фабиш сосредоточился на окне камеры. Над изголовьями кроватей были установлены микрофоны. Два раза в сутки подопытные должны были докладывать о своём самочувствии.

– Неделя. А что скажет доктор Виль?

– Накину три дня, – ответил Гур.

Ошиблись оба.

* * *

Пройдя длинным безглазым коридором, отделённым от лестницы железной дверью, Гур поднялся наверх, показал охраннику пропуск («Разверните!» – «Конечно») и вышел на улицу.

Через сто метров он по привычке обернулся. Лабораторный комплекс состоял из двух пятиэтажных корпусов, соединённых галереей. Аляповатые козырьки над входами, тёмные окна и двери, гербы на фасадных досках. Здание больше напоминало проектный институт. Для обычных москвичей оно и было проектным институтом. Зайди внутрь – и попадёшь в просторный вестибюль: будка с вахтёром, горшки с кактусами и фикусами, диван у окна, доска почёта с сытыми лицами. Незваные гости случались редко. Видимо, аура.